Я сел рядом с Кицуро, погладил его по голове, и он удовлетворённо потёрся щекой о мою ладонь.
— С тобой всё в порядке? — спросил он, и его уши встали торчком.
— О чём ты?
— От тебя исходит странная аура… Тебя что-то тревожит? — Он прильнул к моему плечу, заглядывая мне в глаза.
— Нет, просто вспомнилось кое-что из прошлого. — Я мотнул головой.
Кицуро потянул носом, поморщился и негромко сказал:
— Я могу стать ею, если захочешь.
— Кем?
— Той женщиной, о которой ты подумал…
— Откуда ты знаешь, о чём я подумал? — поражённо воскликнул я.
— Мы с тобой связаны. Я чувствую всё то, что чувствуешь ты… — Кицуро пересел напротив меня, внимательно и настороженно глядя в мои глаза. — Если воспоминания не дают тебе покоя, я могу стать ей, чтобы ты больше не печалился.
— Нет, — решительно сказал я, кладя руки ему на плечи и привлекая его к себе. — Я не хочу.
— Почему?
— Как это почему? Потому что я люблю тебя таким, какой ты есть сейчас. Я не хочу, чтобы ты менялся, — честно ответил я.
— Но твои воспоминания…
— Пусть останутся воспоминаниями.
Кицуро прильнул ко мне, поцеловал мой подбородок:
— Хорошо.
Я погладил его по голове, посмотрел на бегающих вокруг лисят. Нет, я не хочу что-то менять. Я счастлив, абсолютно счастлив, что у меня есть Кицуро и дети…
Потом мы все вместе сидели на террасе и ели необыкновенно вкусную рыбу. Лисята уписывали за обе щёки, Кицуро покачивал Юна на коленях. Микку тоже поел с нами, но то и дело поглядывал на всех нас и качал головой (видно, он всё никак не мог поверить), а потом ушёл спать, прихватив с собой бутылку.
Близнецы вдруг передрались из-за рыбки: вцепились друг другу в уши, пища и толкаясь. Я хотел их разнять, но Кицуро опередил меня: решительно взял обоих за шиворот и отшлёпал. Лисята мигом успокоились, воцарились тишина и порядок.
— А ты не слишком с ними строг? — Я был не очень доволен его воспитательными мерами.
— Иначе нельзя. — Кицуро подцепил палочками кусочек рыбы и подал мне со словами: — Вот, самая вкусная часть. Ешь, пожалуйста.
Я покраснел и послушно открыл рот.
— Если их не наказывать, они не смогут стать настоящими кицунэ. Они должны знать, что можно делать, а что нельзя, — говоря это, Кицуро погладил лисят по ушам, а они зажмурились от удовольствия. — Видишь? Они не злятся. Потому что за дело получили.
Юн вдруг запыхтел и накуксился. Кицуро покачал его, но он не успокоился.
— Пора спать, — заключил Кицуро, вставая. — Можно мы останемся ночевать здесь? Уже поздно, они совсем сонные…
Я помог перетащить сонных лисят в одну из комнат, накрыл их одеялом. Кицуро потянулся, искоса посмотрел на меня:
— Мы тоже спать пойдём?
— А есть другие предложения? — поинтересовался я.
— Ну, мне ещё нужно поговорить с тобой кое о чём, но это подождёт.
Я завёл Кицуро в свою комнату, сжал его в объятьях, нежно целуя в раскрытые губы. Он оттолкнул меня, разделся, прикрываясь хвостом:
— Пока дети спят, мы можем поиграть немного.
— Ох, Кицуро… — Я оказался под ним на кровати, помял его попку ладонями. — Я так по тебе соскучился!
— И я тоже… тоже…
Мы долго целовались. Я поглаживал его по спине и лопаткам, путаясь пальцами в шерсти его хвоста. Кицуро тихо постанывал от удовольствия, ёрзая на мне совершенно бесстыдным образом и возбуждая меня своим теплом. Соски его по-прежнему были упругие и брызжущие (хотя он потом сказал, что пытается отучить младшего от груди и приучить к тому, что едят все лисы), я поласкал их кончиком языка, Кицуро зажмурился.
— Я хочу тебя… каждый день тебя! — прохныкал он, слезая с меня и становясь на четвереньки.
Он выгнулся в соблазнительной позе так, что его ягодицы раздвинулись, маня меня розоватой точкой посередине. Я выдохнул, закрывая рот ладонью: так откровенно, так невинно и так возбуждающе… Я подполз к нему на коленях, притянул за талию к себе, нанизывая его на вставший член. Кицуро тихо застонал, низко опустил голову, комкая руками покрывало под нами; его хвост встал штопором и завился на конце тремя кисточками. Я с наслаждением вталкивался в него, чувствуя бесконечную эйфорию… не от секса, а от того, что он есть у меня… все они…
— Ещё, ещё, Токуми… — прохныкал Кицуро, расставляя руки и почти опускаясь грудью на кровать. — Мне так хорошо…
Я склонился к нему, трогая губами его позвоночник, от него пахло травой и озёрными водорослями. Хвост лисёнка вильнул и обвился вокруг моих бёдер. Я пригладил его ладонью, просунул руки под грудь Кицуро и заставил его распрямиться. Он застонал ещё громче и вжался в меня спиной и ягодицами. Я заскользил руками по его груди и животу, целовал его шею и влажные плечи, продолжая двигаться в нём. Кицуро сомлел и запрокинул руки, обхватывая меня за шею (без этого он бы свалился на кровать). Ноги его разъехались, я придержал его за талию, даря ему и себе ещё несколько мгновений единения и неги.
— Токуми… — едва слышно выдохнул Кицуро.
Я разжал руки, и он свалился на кровать, громко дыша и беспорядочно шаря ладонями по своему телу, как будто ища точки, которые ещё не получили удовлетворения. Я перевернул его на спину, лёг сверху и покрыл его лицо поцелуями. Кицуро зажмурился и обхватил меня за голову руками, прижимая её к своей груди:
— Я так люблю тебя!
Я повторил эти слова вслед за ним. Кицуро удовлетворённо вздохнул, и его хвост накрыл нас обоих.
— Сегодня был такой замечательный день… — пробормотал он.
— Кицуро… — Я погладил его по плечам. — Давай всё-таки решим, где мы будем жить. Я не хочу, чтобы ты возвращался в нору. Давай дом в лесу построим? А к тому времени, как он будет готов, и хвост твой окончательно разделится.
— А, об этом… — Кицуро сел, упёрся ладонями в мою грудь. — Я тебе кое-что сказать должен.
— Да?
— Ну… — Он смущённо посмотрел на меня, потряс ушками. — Помнишь, я тебе говорил, что кицунэ только три раза рожают, а потом больше лисят не бывает?
— И? — рассеянно переспросил я.
— Ну… я ошибся.
— То есть?
Кицуро помялся, потом схватил мои руки и прижал их к своему животу:
— У нас, кажется, пятый будет.
— А-а? — Я мигом проснулся, широко раскрыл глаза. — Как пятый?
— Не знаю… — со вздохом сказал Кицуро. — Наверное, это потому что ты человек, а не лис.
— Пятый? Ничего себе…
— Ты не рад? — испуганно воскликнул Кицуро.
— Что ты! Очень рад! Да чем больше, тем лучше! — Я сел, притянул его к себе. — Да хоть десять! Настоящая большая семья… это же здорово!
Кицуро шумно выдохнул, схватил меня за шею руками и обцеловал всё лицо, тихо смеясь.
— Щекотно! Ты такой ласковый… — Я тоже засмеялся.
Кицуро закрыл лицо хвостом, поглядывая на меня.
— Что такое? — Я поманил его к себе, и он юркнул мне под бок.
— Этого сам назовёшь, — прошептал он.
Я расплылся в улыбке.
Когда утром я проснулся, то увидел, что в постели мы уже не вдвоём: лисята ночью пробрались к нам, и теперь их пушистые хвостики и ушки торчали повсюду из-под одеяла. Я осторожно переложил их всех на подушки, Юна — поближе к Кицуро.
Я получил то, о чём даже не мечтал, — семью.
А то, что он лис… Да это и не важно совсем. Может быть, я тоже лис. Где-то глубоко-глубоко внутри спит мой собственный кицунэ, и именно он свёл нас с Кицуро вместе.