В мельтешащем полумраке леса мне почудились какие-то звуки. Стук? О, должно быть, это лесничие рубят дрова! Я обрадовался, но тут же осознал, что это всего лишь стучат мои зубы. Я остановился, растирая оледеневшие щёки и почти не чувствуя их. Рук и ног я, впрочем, тоже не чувствовал: они казались деревянными. Если не потороплюсь, замёрзну тут и оттаю лишь весной! Печальный конец.
Я сделал ещё несколько неверных шагов, пошатнулся и упал ничком в снег. Холодно… и хочется спать… О, как хочется спать! И я как будто провалился в вату, мягкую и колючую одновременно… царапающую меня по лицу… или это были облака… и какой-то гул, отдалённо похожий на шум океана… А потом стало тепло. Так тепло, точно меня завернули во что-то мягкое, пушистое, что-то бесконечно знакомое и… Я разлепил веки, глаза наполнились влагой, едкой как щёлочь.
Я ещё жив.
Я силился понять, что же это такое неясно виднелось перед глазами. Какой-то странный узор, как будто змеи сплелись в немыслимый клубок… А, да это корни дерева! Я лежал на спине, а надо мной был потолок из корней. Где это я?
Вокруг что-то шевелилось. Я приподнял голову и невольно вскрикнул: я был весь облеплен лисами! Это их пушистое тепло чувствовал я в полузабытьи. Услышав мой вскрик, лисы всполошились и, толкаясь, выскочили в едва заметную дыру. Сразу же стало холодно, из дыры повеяло морозом, закружило снежным вихрем, и я мгновенно продрог насквозь.
— А, ты очнулся! — неожиданно раздалось совсем рядом со мной.
Я вздрогнул и повернул голову на голос. Какой-то парень. Я на минуту даже забыл о том, что меня только что согревали лисы, а уж это было невероятно! Но ещё невероятнее было обнаружить в этой дыре другого человека… да ещё с такой внешностью. Он сюда совершенно не вписывался — во всех смыслах! Маленький и худенький, в лёгкой светлой юкате, которая годилась лишь на то, чтобы разгуливать в ней ясными летними денёчками, но уж точно не в такой мороз, он сидел на куче еловых веток и смотрел на меня большими серыми глазами, в радужке которых то и дело разливалось какое-то невероятное зелёное сияние. Светлые, почти платиновые волосы, похожие на весь тот снег, что свирепствовал где-то там, наверху, вились по плечам. А на шее были бусы, похожие на ягоды рябины (или это и была рябина?).
Парень положил ладонь мне на лоб. Такая горячая ладонь… как будто кожи коснулся уголёк, вытащенный из жаровни.
— Кто ты? — задал я вполне закономерный вопрос.
— Как хорошо, что я тебя нашёл! — Парень погладил меня по щеке. — Не то бы ты замёрз насмерть! Сил у меня, правда, хватило лишь на то, чтобы тебя сюда притащить… Но ты не волнуйся! Я вот немного отдохну и…
— Где мы? И почему лисы согревали меня? — забросал я его вопросами.
— Не волнуйся, — повторил он, прижав ненадолго палец к моим губам, и накрыл меня еловыми ветками. — Ты подожди тут, я посмотрю, не утихла ли метель…
Он протиснулся в оставленную лисами дыру и исчез. Да ведь там холод собачий, он сам замёрзнет! Я попытался сесть, колено отдалось гулкой болью. Ну, я хотя бы снова чувствовал ноги… А парень между тем вернулся, потряс головой, с его волос посыпался снег. Но он не казался замёрзшим, у него даже лицо не разгорелось, как это обычно бывает на морозе. Он встряхнулся всем телом, похлопал себя по плечам, избавляясь от последних снежинок.
— Снег всё ещё идёт, — доложил он.
— Может быть, объяснишь мне, что тут происходит? — потребовал я.
Парень посмотрел на меня своими переливающимися глазами:
— Я нашёл тебя в сугробе, ты почти замёрз. Я дотащил тебя до этой норы…
— Лисьей норы?
— Лисьей норы, — повторил он и слегка улыбнулся. — Лисы отогрели тебя. Как только ветер стихнет, я…
— Погоди, а ты-то кто?
— Кицуро.
— Кицуро? Но откуда ты здесь взялся? Ты из лесничества?
Парень пожал плечами и ничего не ответил. Я озадаченно следил, как он ходит по норе, слегка пригнувшись, чтобы не удариться головой о корни дерева, и собирает разбросанные еловые ветки, приваливая их к дыре; кажется, сразу стало теплее.
— Хорошо, что я тебя нашёл. — Кицуро сел возле меня и снова потрогал мой лоб. — Как ты себя чувствуешь?
— Холодно и нога болит, — пожаловался я.
Меня бил озноб. Вот хорошо бы сейчас напиться горячего чаю или в баньке погреться… Простудой не отделаюсь, тут как бы воспаление не подхватить… И как же ему не холодно в этой юкате?!
— Ты сам-то не замёрз? — спросил я. — Ты же почти раздетый…
Парень мотнул головой и сжал мою руку в ладонях. Горячо… Рука тут же согрелась, но по телу побежали мурашки, и озноб лишь усилился. Кицуро с тревогой потрогал мой лоб и пробормотал:
— Плохо, плохо… падает же…
— Что падает? — вяло спросил я.
— Температура… твоё тело… плохо! — Он хрустнул пальцами, засунул их себе в рот, нервно грызя. — Здесь всё равно слишком холодно для тебя.
— Разве? — Я зевнул. — Тут уютно, даже спать захотелось…
— Не спи! Нельзя спать! — Он затормошил меня.
Я на секунду провалился в прежние колючие облака, но Кицуро так встряхнул меня, что я моментально очнулся. И как он вообще сумел меня сюда дотащить? Он ведь такой худенький… и сам со мной здесь замёрзнет… Куда он дел свою верхнюю одежду?
— Может быть, огонь разведёшь? — пробормотал я ознобленными губами. — Тогда воздух согрелся бы…
Кицуро невнятно вскрикнул, в его глазах я прочёл неподдельный ужас
— Нет! Нельзя! — резковато сказал он. — Нельзя разводить огонь!
— Почему? — Я растерялся такой реакции. Что за паника?
— Ты не волнуйся, я и так тебя согрею! Ни за что не дам тебе замёрзнуть! — забормотал он.
Я натурально обалдел, потому что парень залез на меня сверху. Его ладони оказались на моём лице, обдали жаром холодеющую кожу. Что это он выдумал? Он прикрыл глаза и поцеловал меня. Как не растеряться! Меня впервые поцеловал парень. Его горячие губы мягко обволакивали мои, тёплое дыхание согревало, но… меньше всего мне бы хотелось, чтобы меня целовал парень, которого я только что встретил! Сначала едва не замёрз, а теперь вдруг этот на меня накидывается… Он между тем с какой-то непонятной нежностью погладил меня по щеке и накрыл мои губы своими уже во второй раз. Я попытался было скинуть его с себя, но сил не было, так что он легко перехватил мои руки и водворил себе на талию, удерживая их там. Поцелуй его становился всё глубже, мои губы горели, искусанные и измятые, а его язык жадно, и ловко, и безраздельно хозяйничал в моём рту. С ума он сошёл, что ли! Но вот парень оставил мой рот в покое, напоследок лизнув меня в губы, сжал мои ладони в своих, поцеловал их несколько раз, горячо подышал на них, снова прижал к своей щеке…
— Прекрати! — выдавил я, стараясь вылезти из-под него.
Меня пугало выражение его лица, до чёртиков было страшно из-за непонятной пустоты во взгляде. А он будто меня и не слышал.
— Я согрею тебя, — повторил он, изгибаясь и припадая губами к моей шее.