На горе, однако, оказалось довольно-таки холодно, дул резкий пронизывающий ветер. Тим и София остались на первой станции, «ползать» на учебном склоне. Анна и Джон решили выйти на второй станции, склон там был великолепно подготовлен, ратраки работали всю ночь, чтобы сделать катание наиболее комфортным.
Лэсли и Адель планировали ехать до конца, на самую верхнюю точку — станцию «Последний приют». Трасс там не было. Это было свободной катание, зона фрирайда — для самых смелых и отчаянных, для тех, кто хочет испытать себя и свои силы, для тех, кто уверен, для тех, кому уже не интересно обычное катание, а хочется чего-то большего: вызова, драйва, ощущения опасности на грани фола. Ян увязался за братом.
— Ты уверен в своих силах, сынок? — спросила Анна, — Катание высоко в горах — это совсем не одно и тоже, что внизу на склоне. Воздух там разреженный, дышать тяжело, да и вообще, гораздо все сложнее, а вы еще недостаточно вкатаны …
— Мам, все нормально, я не первый раз стою на лыжах, потом, я ж не один.
— Все нормально, мам, — сказал Лэсли, — я присмотрю за ним.
Джон и Анна вышли на своей станции, а Ян, Адель и Лэсли пересели до следующей. На этот раз в кабинке подъемника было тихо, никто не шутил, не острил, не играла музыка. Здесь собралась серьезная публика. Люди настраивались на сложный спуск. Из окна уже не было видно долины, только горы, только белая пелена до самого горизонта.
Лыжники, которые ехали с ними в одной кабинке, были укутаны так, что не было видно ни лиц, ни глаз. Светоотражающие зеркальные очки, мягкие черные маски на лицах — от холода, у многих за спинами висели рюкзаки со специальным снаряжением.
— Смелый парнишка, — сказал один из лыжников, кивнув на Яна. От пристальных взглядов ему сразу стало как-то не по себе. Он вдруг почувствовал себя абсолютно не готовым, но признаться в этом он уже не мог.
— Подумаешь, спуститься с горы… Тоже мне достижение, — думал он, — Да все хорошо будет…
И все-таки, какая-то непонятная тревога все росла и ширилась в его сознании. Когда они вышли из кабинки, сомнений больше не осталось. Он понял, что лезть так высоко в горы в первый же день — было большой ошибкой.
Наверху было очень холодно, пронизывающий ветер уносил с собой остатки тепла, маски на лицах тут же покрылись инеем, от них шел густой пар. Никакой нормальной трассы не было и в помине, лишь смёрзшиеся глыбы снежной массы, бездонные расщелины, глубокие трещины в земле, убегающие вниз и заканчивающиеся где-то в непроглядном мраке.
Воздух был разреженный. Едва он вдохнул его, так сразу понял, что дышит практически пустотой. Ян почувствовал себя рыбой, выброшенной на берег. Воздуха не хватало, дышать было трудно, он задыхался. Ноги и руки сразу отяжелели, стали ватными, малоподвижными, скованными. Было ощущение, что земное притяжение усилилось в десятки раз.
Бывалые лыжники, обогнав их, уже начинали спуск. Через каких-то пять — десять секунд они остались абсолютно одни в этой безмолвной пустыне льда и снега, продуваемой всеми ветрами Земли.
— Хочешь вернуться? — с тревогой и сомненьями спросила Адель. Но Ян упрямо помотал головой. Нет, они попытаются съехать вниз.
«Ничего, где наша не пропадала», — думал Ян, когда его ноги, напряженно сгибаясь, входили в очередной поворот. Работать ногами на такой высоте было тяжело, сердце выпрыгивало из груди, он задыхался, но мало по малу, тело вспоминало движения, постепенно пришла и уверенность — он расслабился и заскользил вниз.
— Труден только первый шаг, — сказал он себе, облегченно осознавая, что у него все неплохо получается.
Но после очередного поворота едва обозначенный спуск неожиданно оборвался. Перед ними зияла огромная расщелина, переехать через которую, нечего было и мечтать. Они осмотрелись, опытные лыжники давно уже укатили вниз по склону, который стоял левее пролома в горе. Глаза Яна уткнулись в большой предупреждающий транспарант: «СПУСКА НЕТ».