- Да, слющай! - сказал Дамкин, придавая своей речи грузинский акцент. - Такой маленький дэвушка, и такие большие неприятности!
- А? - очнулся Стрекозов. - Где девушка?
- Какая девушка? - удивился Дамкин, убирая грузинский акцент. - Идем, идем, нас редактор ждет! Вечно у тебя одни девушки в голове!
Они дошли до четвертого этажа.
Секретарша главного редактора Люся читала толстую книгу.
- Привет! - громко поздоровался Дамкин, врываясь в приемную. - Все читаешь? Все секретарши, как секретарши - красятся, курят, по телефону трепятся, а ты... Чего вчера не пришла? Мы же приглашали...
- Я не смогла...
В дверь вежливо протиснулся Стрекозов.
- Не смогла! - передразнил Дамкин, наполнив голос ядом, но тут же смягчился и радостно воскликнул: - Ну, не смогла, так не смогла! Тогда сегодня приходи. Мы будем любить тебя весь вечер! У нас еще куча пива осталась!
- Оставь свои шутки! - возмутилась Люся. - И вообще, я готовлюсь в институт и выхожу замуж!
- Молодец! - неожиданно похвалил Стрекозов.
- Эх, - вздохнул Дамкин. - А ведь было время, я дарил тебе шоколадки!
Стрекозов хмыкнул, вспомнив ту единственную шоколадку, вернее, кусок шоколадки, который Дамкин подарил секретарше главного редактора. Они нашли этот огрызок в кофейне под столом и побрезговали сожрать.
- А что читаешь? - не унимался Дамкин. - О! Какая умная книжка! "Трахтенберг Иосиф Адольфович. Общий кризис капитализма". Это что, новая книжка по сексу? А картинки где?
- У тебя только одно на уме! - рассерженная Люся отобрала книгу. - А еще, наверно, комсомолец!
- Наверно, - подтвердил Дамкин. - А за кого уж замуж невтерпеж?
- Не за тебя!
- Тоже неплохо! Тогда с тебя бутылка!
- Пошел ты... - отвернулась девушка.
- Грубиянка, - заклеймил Дамкин. - Больше я к тебе не приду. И Стрекозов не придет. А мы, кстати, и не к тебе...
Тут Дамкин вспомнил, зачем они пришли, и подергал соавтора за рукав.
- Стрекозов, нам сюда...
Друзья вошли в кабинет. Редактор, склонившись над столом, что-то размашисто писал. На столе стояла остывшая чашечка кофе.
- Ба! - вскричал Дамкин. - Кого я вижу! Стрекозов, это же наш любимый редактор Однодневный!
- А-а, - зловеще протянул Однодневный. - Явились... Я вас, кажется, к одиннадцати вызывал, а сейчас уже два!
- Извини, - сказал Дамкин. - На девять часов раньше пришли.
- У нас нет часов, - добавил Стрекозов и показал руки.
- Пропили небось? - предположил главный редактор.
- Пропили, - миролюбиво согласился Стрекозов. - Вчера водки не хватило, пришлось кое-что из вещей продать.
Главный редактор был старшим братом одноклассника Дамкина. Они дружили с незапамятных времен. Лет пятнадцать назад старший Однодневный учил ребятишек стрелять из рогатки, лазить в чужие сады и приставать к соседским девочкам. Сейчас он уже был лысеющим и женатым, но Дамкин и Стрекозов не давали ему забыть о золотом детстве.
- За три часа, - вещал Однодневный голосом диктора программы "Время", - страна выплавила 213 тысяч тонн чугуна, добыла 545 тысяч тонн угля...
- Выпила 33 миллиона литров пива, - прокомментировал Дамкин.
- Я вами недоволен. Садитесь.
Литераторы сели в глубокие кожаные кресла. Однодневный прошелся по кабинету и остановился напротив них, заложив руки за спину.
- Я всегда относился к вам хорошо, но всему есть свой разумный предел. Из-за ваших выходок я сам скоро вылечу из этого кресла. Вот, - он помахал пачкой бумаги, - жалобы на вас из отделений милиции, медвытрезвителей и других организаций. Вы очень плохо работаете. Возьмем ваши последние статьи. Я не хочу рассматривать их стилистические особенности, хотя и на эту тему можно много говорить, но хоть факты-то надо проверять! Вот тут вы написали: "Завод имени Ильича перевыполнил план в счет будущей пятилетки на 53 процента". А с завода пришло очень обиженное письмо, что они перевыполнили план на 54 процента! Или вот: "Империалисты неуклонно наращивают". Что наращивают?
- Неуклонно, - сказал Дамкин.
- Ох, - тяжко вздохнул главный. - Журналист может быть глупым и бездарным. Но самое главное - у каждого работника пера должна быть четкая гражданская позиция. А у вас? Вот вы пишите о женщине, у которой трое детей от трех мужей, а мужья ей не платят алименты. Кому вы симпатизируете? Почему злостный алиментщик вызывает у читателя симпатию, а алкоголик оказывается умнее и добрее добросовестного участкового? А описание быта рабочих и крестьян? Нет на заводе имени Ильича мраморного бассейна! Нет в колхозе имени Ленина пивного бара с американским джазом и голыми девочками! Создается впечатление, что вы это все из пальца высасываете и пишете свои статьи, не выходя из комнаты!
- Выходя! - возразил до глубины души обиженный Стрекозов. - За пивом.
- Не смешно, - поморщился Однодневный. - Ваши шутки у меня уже во где сидят! В общем так. Или вы пишете то, что нужно нашей газете, или занимаетесь своим творчеством где-либо в другом месте! Я вам даю последний шанс остаться в моей газете. Посылаю вас в такую...
- Задницу, - подсказал Стрекозов.
- Нет! В такую глушь, о которой вы не сможете написать, не съездив туда! На Сахалин!
- Зачем?
- В Южно-Сахалинске состоится открытие памятника Павлику Морозову. В вашем репортаже должно быть...
Стрекозов достал блокнот с грязными потрепанными краями и, взяв с редакторского стола японскую ручку, начал записывать.
- Первое, - говорил Однодневный, - отчет с места открытия памятника. Речи профсоюзных и коммунистических деятелей. Немного об окружающей памятник природе. Второе, о жизни простых тружеников в этом суровом северном краю... нет, крае... нет... в общем, на Сахалине. И написать это надо так, чтобы каждому человеку, прочитавшему вашу статью, захотелось поехать на Сахалин работать, строить в дружном многонациональном коллективе светлое будущее и коммунизм!