- До встречи, друг мой. Скажите Конту, чтоб он сделал все необходимое. Четыре страницы с цветными иллюстрациями и не слишком много текста. Пусть постарается взять интервью у Жена Ростана или у Альфреда Сови. И не забудет дать ссылку на труды Тайяра дю Шардена [ K рупнейший католиюеский богослов XX века ]. Приезжайте как-нибудь ко мне на виллу поглядеть моих лошадок.
ГЛАВА ШЕСТАЯ,
в которой я продолжаю служить своей отчизне
Через десять дней после моего визита к Фермижье я был зачислен в пехотную часть, стоявшую лагерем в Бельхаде, неподалеку от Бордо, Вместе со мной жили баски и парни из ланд, горлопаны и драчуны. Я давно уже наметил линию поведения на тот случай, если мне придется жить в казарме вместе с моими однополчанами. Поскольку изображать из себя видавшего виды человека мне было попросту не под силу, я решил первым делом избегать любых столкновений. Но тут я рисковал прослыть трусом. Так что оставалось воспользоваться своим моральным превосходством и сразу же поставить себя выше остальных. Если я этого добьюсь, тогда главное- это не уронить свою репутацию, которой могут повредить слишком изысканные манеры, и вместе с тем остерегаться впадать в излишнюю демагогию.
Некогда, во время Освобождения, мне довелось наблюдать за бывшим начальником скаутской команды, старшим лейтенантом французских сил внутреннего Сопротивления, который командовал матросами траулера, причем по сравнению с самым отесанным из них мой отец сошел бы, пожалуй, за человека ангельского терпения и светского воспитания. Однако этот невзрачный очкарик с замашками семинариста делал с ними все что хотел. Его система была построена на эффекте контраста. Из его уст, созданных, казалось бы, лишь для того, чтобы читать "Отче наш", извергался нескончаемый поток самых замысловатых проклятий, самых громовых угроз, самых грязных непристойностей, какие когда-либо приходилось слышать его подчиненным. Но вся эта кошмарная брань, которую он изрыгал с самым простодушным видом, должна была внести умиротворение, привить мудрость, и диктовалась она чистой и наивной моралью. Словно зачарованные столь искусной сменой выражения лица, голоса и чувств, эти головорезы, похожие на пиратов, вели себя смирно, будто на первом причастии.
Этому-то примеру я и решил последовать. Я пробыл в казарме всего лишь несколько минут и не успел еще привлечь к себе ничье внимание, как какой-то дровосек из Писсе и пастух из Гапарена затеяли ссору. Уже были засучены рукава, обнажившие волосатые руки, уже противников окружила бурная компания любителей драчки. Собрав все свое достоинство, приобретенное за год пребывания на факультете политических наук и за два года дипломатической работы, я оправил свою форму, которая и без того, впрочем, была в безупречном порядке, подошел к толпе и высокомерным движением руки растолкал зевак. Обратившись к будущим воителям с подчеркнутым спокойствием и с умыслом без тени грубого южного акцента выговаривая слова, я первым делом упомянул кое-какие органы, присущие равно мужчине и женщине. Затем, высказав ряд предположений по поводу профессии, которой занимались их достопочтенные мамаши, я в мельчайших подробностях расписал, что именно я готов проделать не только над упомянутыми мамашами, но и над их сестрами, тетками, бабушками и прочими представительницами женского рода, не скрыв судьбу, которую уготовил мужчинам, причем здесь не поскупился на кое-какие уточнения. Я посоветовал им обратиться к грекам и пройти у них соответствующий курс обучения, весьма для них подходящий. В заключение я подчеркнул, что нечего смешивать казарму со злачными местами и подозрительными заведениями, в посему я требую от них, чтобы они вели себя пристойно, если же кто-нибудь посмеет ослушаться - здесь я имел в виду не только зачинщиков драки, но и всех присутствующих,-то я подвергну их пренеприятнейшей и в высшей степени унизительной хирургической операции.
Общее оцепенение длилось несколько секунд, которые показались мне долгими, как вечность. И чудо свершилось: мои однополчане, присмиревшие и ошалелые, молча разошлись по местам. С тех пор, не прилагая никаких к тому усилий, кроме небольших ораторских выступлений, к которым я прибегал время от времени, я прослыл за сердитого, но справедливого малого, с которым надо держать ухо востро и не лезть в драку. Благодаря мне наша казарма стала образцом спокойствия и дисциплины.
Как и предвидел Пуаре, мое уменье щелкать каблуками привлекло внимание офицеров и, в частности, лейтенанта Мэндибюля. До того он работал клерком нотариуса и был антимилитаристом, а теперь отбывал службу так же, как и я, и был произведен в Шершеле в свой первый чин. Военный мундир, алжирские бордели и неограниченная власть гарнизона в богоспасаемом городке сделали из него совершенно другого человека. Он вообразил себя рыцарем, призванным защитить христианство и Запад. Он резко осуждал де Голля, медлившего в деле ликвидации анти-Франции и даже сокрушался по поводу того, с какой вялостью действуют в защиту своих собственных интересов преданные французскому правительству алжирцы. Меня он полюбил. Оглушительно звонкое щелканье моих каблуков было для него лучшим доказательством моей верности французскому Алжиру.
- Ле Герн,-говаривал он,-вы интеллигент, но вы француз. Если завтра от вас потребуется выступить против капитулянтского правительства для спасения Запада от материализма и арабо-марксистской негрофикации, пойдете вы на это добровольно?
Щелк! Каблуки мои щелкнули особенно звонко, так как я вовремя позаботился о металлических набойках.
- Всегда готов вызваться добровольцем, господин лейтенант. И это была правда. Следуя второму совету Пуаре, я всегда и во всем был добровольцем. Благодаря этому через неделю после прибытия в Бельхад меня вызвали в канцелярию майора Пелюша.
Майору Пелюшу, сухопарому и хмурому, со слезящимися глазами и отвислой нижней губой, было под пятьдесят.
- Рядовой Ле Герн прибыл по вашему приказанию, господин майор!
Услышав щелканье моих каблуков, он поднял глаза. Потом снял очки и внимательно оглядел меня с еле приметной ухмылкой.
- Ну что ж, сынок, примите мои поздравления... Отлично щелкаете... Мне это никогда не удавалось, даже в Сен-Сире. А жаль. Судите сами: прошел Нарвик, Сирию, Бир Хакейн, Италию, Нормандию, Индокитай, Алжир-и все еще майор. С такими каблуками, как ваши, я был бы уже по меньшей мере бригадным генералом. Вам следовало бы оставаться в армии. У вас есть образование?