Дальше дело не пошло, и я поздравлял себя с тем, что мое имя пока еще нигде не упоминалось. Мне уже давно пора было обеспечить себе твердое положение. Я всячески торопил Пуаре, но он столкнулся с совершенно неожиданными трудностями. Доступ к общественно полезной деятельности во Франции столь же затруднген, сколь мизерна оплата. Это в какой-то мере роднит ее со старой испанской аристократией. В конце концов выяснилось, что включение меня в штат зависит от решения какой-то комиссии, которая выскажется положительно лишь после того, как выслушает сообщение о моих работах и, в частности, о моей докторской диссертации. Я было встревожился, но Пуаре поспешил меня успокоить:
- Все это простая формальность. Докладчик не будет даже читать вашей диссертации. Промямлит два-три слова в конце заседания, все проголосуют, и дело в шляпе.
К сожалению, комиссия собиралась лишь раз в год, и очередное ее заседание должно было состояться только через несколько недель. В ожидании окончательного решения меня, поскольку мне требовалось какое-нибудь официальное положение, назначили на договорных началах помощником ассистента, временно исполняющим обязанности лектора в Государственном гипнопедическом университете. Так как я к тому же был уполномоченным по изысканиям в министерстве убеждения, прикомандированным к министерству совещаний и конференций, и числился преподавателем ВПУИР, мой оклад по совместительству давал мне достаточную сумму, позволявшую лишь изредка прибегать к щедротам Сильвии, что меня вполне устраивало. Однако я был по-прежнему уязвимым и целиком зависел от настроений и капризов моих покровителей.
Шумный успех моего предприятия подгонял события, и я не без оснований опасался, как бы Государственный институт литератроники не был официально создан раньше, чем мое служебное положение позволит мне стать его директором. Знал я также, что где-то притаился Гедеон Денье, не сложивший оружия.
Однажды утром в небольшой служебной квартире, которую я занимал в Шартре, раздался телефонный звонок. Звонил Ланьо.
- Дорогой друг,- сказал он,- я проездом в Париже. Не хотите ли пообедать со мной сегодня вечером? Я буду счастлив представить вам человека, который глубоко восхищается вами.
Начало это не предвещало ничего доброго.
- Я с ним знаком?
- Вы, вероятно, читали кое-что из его трудов, но фамилия его ничего вам, по-видимому, не скажет... Фаналь... Пьер Фаналь... Он живет в провинции.
Какое-то смутное воспоминание мелькнуло в моем уме, но я не смог сопоставить его с названной фамилией. Мы договорились встретиться в баре на левом берегу Сены. Весь день фамилия Фаналь преследовала меня. По-видимому, она мне где-то попадалась. Я позвонил Югетте, единственному человеку, которому мог довериться.
- Фаналь?.. Нет, не припоминаю... Но будь осторожен. Я тебе уже сотни раз говорила, чтобы ты не слишком доверял Ланьо. Поверь мне, если ты хочешь от него избавиться, скомпрометируй его.
Но как скомпрометировать человека среди белого дня? Я вынужден был принять приглашение, и Лвньо явился на свидание точно в назначенный час.
Вместе с Ланьо меня в баре ждал здоровяк лет пятидесяти, с багровой физиономией и лихо закрученными кверху усами. Когда он меня увидел, лицо его отнюдь не выразило восхищения, напротив, оно скорее выразило с трудом сдерживаемый гнев. Я отметил про себя, что на груди его красовалась целая радуга регалий.
- Дорогой Ле Герн,- начал Ланьо,- позвольте представить вам господина Пьера Фаналя, торговца скотом из Сен-Флура. Господин Пьер Фаналь - герой последней войны. Он был капитаном французской Армии освобождения. К тому же он большой эрудит. Представьте себе, что он весьма интересуется разновидностями "э немого" в произведениях современных военных писателей. Я дал ему прочесть вашу блестящую диссертацию, посвященную этому вопросу, и он весьма высоко оценил ее, ибо обнаружил в ней мысли, изложенные им самим в одной небольшой работке. Думаю, вам небезынтересно будет ее полистать.
И он бросил на стол брошюру, которую я узнал с первого взгляда. Тогда я сразу понял, кто такой Пьер Фаналь.
ГЛАВА ТРИНАДЦАТАЯ,
в которой я мужественно смиряюсь с неудачей и, не поморщившись, глотаю горькую пилюлю
Так и не раскрыв рта, бывший капитан французской Армии освобождения смылся тотчас же после обеда, который длился недолго. Я был с ним не слишком-то любезен. Однако, когда в тот же вечер я встретился с Ланьо с глазу на глаз в баре на площади Сен-Мишель, я все еще думал об этом самом Фанале. А негодяй Ланьо не считал нужным скрывать свое торжество.
- Друг мой,-сказал он,- целиком уступаю вам сомнительные радости гипнопедии. Если вы окажетесь достаточно понятливым, то я вряд ли ознакомлю докладчика, которому поручено изучить вашу диссертацию, с полным собранием сочинений Пьера Фаналя. Я даже уступлю вам руководство педагогической секцией на симпозиуме ЮНЕСКО. Я хочу от вас только одного: дайте
мне выступить с докладом на ту тему, которая давно меня интересует. Что же касается Государственного института литератроники, то я лично не имею никаких возражений против того, чтобы вы забавлялись по мелочам в Шартре. Но Шартр расположен слишком близко от Сорбонны. Поэтому я хочу, чтобы институт и его основные лаборатории находились в Бордо в моем распоряжении. Мы сейчас как раз строим в предместье города превосходный университетский городок. Я уже облюбовал местечко и для института.
Лишь с трудом мне удалось не показать ему своего гнева и унижения. Но что поделаешь? Я был целиком во власти Ланьо. Не говоря уж о том, что, если мой плагиат откроется, это повлечет за собой крах всех моих надежд и никогда мне не получить пост директора, к тому же еще дело быстро получит огласку и будет использовано моими соперниками и врагами. Кромлек, Вертишу, Фермижье, глазом не моргнув, пожертвуют мной. Больдюк мне этого никогда не простит. Поэтому я вынужден был смириться и пожертвовать второстепенным ради главного.
- Для начала,- продолжал Ланьо,- вы поможете мне занять прочное положение при Кромлеке и представите меня Фермижье дю Шоссону. Этот человек меня интересует: он в оппозиции, любит меценатствовать, и, кроме того, говорят, у него прелестная любовница.