Сделав над собою невероятное усилие, я поднялся и направился в соседнюю комнату, где меня ждала пишущая машинка. Благородные и порядочные люди, презирающие таких типов, как я, даже представления не имеют о том, сколько требуется душевной силы и выдержки, чтобы сознательно предать такого друга, как Жан-Жак, чтобы отплатить за его благородство самым необоснованным наветом. Все время, пока я писал мою "исповедь", я ощущал рядом с собою Югетту, страдающую, как и я, но стойкую, и только эта поддержка позволила мне довести дело до конца. Подобно многим несчастным любовникам, прославленным искусством. мы приносили свое счастье в жертву честолюбию, которое делало нас достойными друг друга.
Я уехал из Парижа еще до полудня, заглянув по дороге в Шартр только затем, чтобы захватить свои пожитки. В Гужан я приехал ночью. Стояла мягкая погода, осень на юго-западе Франции вообще бывает мягкая. Широко распахнув окна, выходившие в сосновую рощицу, я заснул таким мирным сном, о каком забыл в последние недели.
С самого утра я отправился пить кофе в Морской бар. Хозяин, нисколько не удивившись моему появлению, протянул мне газету.
- Вы правильно поступили, мосье Ле Герн. Это смело с вашей стороны. Этим типам, которые о себе бог весть что воображают, надо говорить правду.
- Разрешите взять газету?
Газета отвела мне пятиколонник под шапкой: "Литератрон: утка бывшего слушателя Высшего педагогического института Жака Бреаля!" И ниже: "Это была обыкновенная стиральная машина, - признается Мерик Ле Герн, сам первая жертва мошенничества". "Во всяком случае, - не без остроумия продолжал автор статьи, - эта стиральная машина смывает грязь подозрений с директора ВПУИР Буссинго, недавно обвиненного в шпионаже. В хорошо осведомленных кругах поговаривают, что генерал, руководивший секретной службой и ответственный за арест Буссинго, отстранен от должности".
Итак, Галип стал первой жертвой моей "исповеди". Сколько еще последует за ним? Я не испытывал ни малейших угрызений совести - это дело интересовало меня лишь со статистической точки зрения.
Стоял необычайно мягкий, весь окутанный бледно-голубым туманом день, которые бывают только в Аркашонском бассейне. Я медленно катил на машине по маршруту Ла Тест-Пиля-Муло среди акаций и отцветавшего вереска. При въезде в Тир-о-Пижон мне попался пузатый лысый коротышка, в котором я не без труда признал того, кто некогда был блистательным молодым Рикаром, вытеснившим моего дядю с поста руководителя научной лаборатории нефтяных разработок. При виде этого честолюбца, ставшего жертвой своего удовлетворенного честолюбия, почти сглодавшего его, я воочию оценил все преимущества моего положения. Он был старше меня года на два-три, и, однако, нас разделяло целое поколение. Я носил в себе весь юный пыл своего великолепного провала.
Он встретил меня по-дружески и предложил выпить аперитиву.
- Я видел сегодня утром вашу статью в газете, - сказал он.- Что за тип этот Бреаль?
- Совсем неплохой тип, - ответил я.
- А знаете, я ему завидую... Позволить себе такую шуточку не каждому по плечу, в особенности человеку с его репутацией. В науке он крупная фигура, поверьте мне. Я знаком с его работами. А теперь его с грязью смешают.
- Тогда почему же вы ему завидуете?
- Он свободен. Способен все послать к черту ради шутки.
- Вы полагаете, он это сделал нарочно?
- Вы же сами написали об этом в газете! Во всяком случае, нарочно или нет, я на такое не способен. Все мне осточертело, я себя ненавижу, понимаете, ненавижу. Я не ученый, а повар. Научная лаборатория - держи карман шире! Запрещается делать открытия... запрещается даже пальцем пошевельнуть. Зато у меня положение...
- Вы же сами к этому стремились.
- Совершенно верно. Я даже вскарабкался на плечи вашего дядюшки, чтобы достичь высот. О, Филиппе - вот это был настоящий ученый-исследователь! Его изобретение, знаете ли, было подлинным переворотом в науке. Теперь за такую штуковину его бы озолотили.
Я навострил уши.
- Да неужели?
- А вы как думали! Это же сэкономило бы миллиарды. В свое время этим тоже интересовались. Только, видите ли, многим это было ни к чему. Вот и отправили идею "а свалку!
- Но ведь можно воскресить ее! Он пожал плечами.
- Не выйдет! Документация недостаточная. Филиппе нам не доверялся. Он сообщил тогда лишь самые необходимые данные. И кто знает, где теперь его записи?
- Действительно, кто знает?
Я воздел руки к небесам в знак полной своей неосведомленности. Но в тот же вечер, оставшись один в доме, я отправился в пристройку, где дядюшка имел обыкновение мастерить всякую всячину, и снял чехол со странного аппарата, над которым дядя работал до последних дней жизни. Я долго разглядывал его, потом открыл стоявший под столом ящик, покрытый толстым слоем пыли. В нем лежало несколько туго набитых папок. Я взял ту, на которой было написано: "Принципы действия детактора", и унес ее к себе в комнату.
Сначала мне показалось, что чтение этих сложнейших выкладок поможет мне избавиться от неприятных мыслей, которые засоряли мой мозг, как песчинки, скрипящие в шестернях воспоминаний. Но, к моему великому удивлению, я обнаружил, что записки эти предельно ясны и что я даже увлечен чтением. Таким образом, я убедился, что мой литератронный опыт пригоден мне хотя бы для того, чтобы разбираться в научных текстах.
Потянулась череда дней праздных и в то же время заполненных усидчивым трудом. С утра я уходил в лес за каштанами, иногда мне попадался случайно уцелевший белый гриб. По вечерам я читал записки дяди, жаря в золе каштаны. Каждое утро почтальон приносил газеты, а время от времени и письма.
Так я узнал, что карьера Кромлека пошла по другому руслу. Оказалось, что Леопольд Пулиш, первый лауреат Государственной литературной премии, заменивший Жозефа Бледюра в Палэ-Бурбон, по предложению Вертишу был назначен субсекретарем по разделу сублитературы и вынужден был отказаться от своего депутатского мандата. Таким образом, педуякам пришлось дважды за один год голосовать за кандидатов в палату депутатов. Педуяки надеялись, что раз они избавились от Бледюра, то победа останется за их любимцем доктором Стефаном Бюнем, Но Кромлек, выставив в последнюю минуту свою кандидатуру, повел, не теряя времени, кампанию по методу Бледюра и оказался, так сказать, всенародно избран 89 процентами избирателей. Я был одним из немногих, кто подозревал, что, покинув министерство убеждения, он прихватил с собой папку, где хранилось дело "Операции Нарцисс".