И наконец… потрепанный баркас!Гребцы увидели ее тотчас.Измучены и скупы на словаОни сказали, что спаслись едва,И замолчали, слов не находя,Чтобы гадать об участи вождя.И что могли сказать? Ведь неспростаИм вид Медоры связывал уста.Все было ясно! Не склонив чела,Она всю тяжесть горя приняла.Величье чувств, готовое к борьбе,Плоть нежная ее несла в себе.Была надежда – плакала она;Погибло все, и вот она сильна.И эта сила говорила ей:«Уж ничего не может быть страшней!»Такой же темной мощностью согретЖестокой лихорадки жаркий бред.
«Безмолвны вы, но в вашем сердце тьма.Не говорите!.. Знаю все сама!Хочу спросить… а губы не хотят…Скорей ответьте, где лежит Конрад?» —«Не знаем, госпожа! Но говоритТоварищ наш, что не был он убит…Он был пленен, в крови… но он был жив!»
Она не внемлет: волю сокрушив,Прорвались чувства, хлынув, как волна.Ее душа была побеждена:Она шатается и падает; прибойГотов ей быть могильной пеленой.Здесь много грубых рук и мокрых глаз.И помощь ей оказана тотчас:Кропят водой, стараются поднять,И жизнь к ней возвращается опять…Позвав к ней жен и девушек скорей,Которые расплакались над ней,Идут к Ансельмо: будет нелегкоСказать о том, что было, коротко.
4
Они совет держали меж собой;Их речь дышала местью и борьбой.Ни отдыха, ни страха! Как везде,Был дух Конрада с ними и в беде.Что б ни было, те, чей был вождь Конрад,Коль жив – спасут его, коль мертв – отмстят.Враг, берегись! Еще не сраженыВсе, кто храбры и чьи сердца верны.
5
В своем гареме сумрачный сидитИ думает о пленнике Сеид.И мысль его то в неге, то во тьме:То близ Гюльнары, то опять в тюрьме.У ног его рабыня без концаГотова тень сгонять с его лица.На взгляд огромных пристальных зрачковНе отвечает взглядом он, суров.И кажется, что к четкам он склонен,Но мысленно терзает жертву он.«Паша! настал твой час… Какой ударТобою нанесен!.. В плену корсар.И он умрет… он заслужил того.Но что та смерть для гнева твоего?Ценой сокровищ эта головаМогла бы выкуплена быть сперва:Пиратский клад богат, неоценим.О, если б, мой паша, владел ты им!Пирата пустишь, но возьмешь опятьИ трудно ли затравленного взять?Остатки шайки, коль умрет Конрад,В другие страны увезут тот клад».«Когда б за каплю крови он мне далЗа каждую алмаз или опал,Когда б за каждый волос вместо мздыСияли горы золотой рудыИ сказочные клады всех временЛежали б здесь, – не откупился б он!И час бы я не медлил ни один,Когда б над ним я не был господин.Я страстно выбираю месть моюИ, долго муча, долго не убью».
«Сеид, твой гнев смягчить я не хочу.Он слишком справедлив, и я молчу.Хотелось мне добыть тот ценный кладТебе, – отпущен, не уйдет пират,Бессильный, потерявший мощь и рать:Прикажешь ты – он будет взят опять». —«Он будет взят опять… И должен яЕго пустить… когда в руках змея?Простить врага? Чья просьба? Ах, твоя!..Ходатай мой прекрасный! хочешь тыТак отплатить за проблеск доброты,С какой гяур[47] спасал одну лишь ту,Чью, верно, не заметил красоту?Его превозношу за это сам.Но дай ушко, совет тебе я дам:Тебе не верю, женщина! От словТвоих сомненьям доверять готов.В его объятьях, бросив свой сераль[48],Скажи, мечтала ль ты бежать с ним вдаль?Ответ не нужен – вижу, как зажегПреступный пламень бледность этих щек.Смотри, прекрасная, поберегись,И не о нем одном теперь молись!Лишь слово… Нет… молчи на этот раз…Будь проклят миг, когда тебя он спасИз пламени, уж лучше б ты… Но нет…Был без тебя бы горек этот свет.Обманщица! ты слишком уж смела.Тебе подрежу быстрые крыла.Напрасных слов я тратить не люблю,Но знай, измены я не потерплю!»
Он встал и медленно к дверям пошел,С угрозой на устах, угрюм и зол.Ты плохо знаешь женщину, Сеид!Проклятие ее не устрашит.Тебе ль представить, как онаБесстрашна в гневе и в любви нежна.Она обижена; ей невдомек,Что корень состраданья так глубок.Сама рабыня, знает всю печальОна неволи, пленника ей жаль.И вот, не думая себя беречь,Опять о нем она заводит речь,И вновь свирепствует паша… покаНе закрадется в сердце к ней тоска.