Выбрать главу

Filia, vis skolarem

benе eruditum?

Volo, mater сага.

Volo, mater сага...107

(Дочь, хочешь ли школяра

Красивого, ученого?

Хочу, милая мама,

Хочу, милая мама...)

Возможно, прав О. Зилинский, полагая, что именно бродячие учителя и студенты занесли эту песню из Польши в Чехию, Словакию и на Украину, и притом в весьма давние времена: чешские рукописи сохранили сведения о ее бытовании уже в XVI веке *08. Во всяком случае, очень близки польским чешские песни на ту же тему, и все они, если судить по сборнику Франтишка Сушила, также выдержаны в форме диалога, например:

V zabrade na tirade drobny list pada.

Hanickabo shrabovala,

maticka na nu volala, chce-li kovara.

Nechcu ja, nechcu ja, maticko mila!

Kovar stoji u komina. Kuka z neho lotrovina,

maticko mila!109.

(В саду-огороде мелкий лист опадает.

Ганичка его сгребала.

Мамочка ее окликала:

Хочет ли кузнеца.

Не хочу, не хочу его, мамочка милая!

Кузнец стоит у дымовой трубы,

Ни дать ни взять разбойник,

Мамочка милая!)

В песнях южных славян на этот сюжет также встречаемся с диалогическим построением; в одних вариантах выступает явный диалог, в других-скрытый. Даже в тех случаях, когда в песне южных славян наблюдается почти полное совпадение реалий с песней русской, одно структурное отличие обычно все же остается. Так, в болгарском среднегорье записана в нескольких вариантах песня, которая заканчивается примерно так же, как большинство русских текстов:

Хей, а ас сакам свирджйю да си зёма,

Хей, той да свйри, ас по кукя да му играм.110

(Хей, я хочу выйти замуж за музыканта,

Хей, пусть он играет, а я ему дома спляшу).

Однако это ответная реплика девушки, ибо песня построена в форме диалога: мать предлагает ей в мужья почтенных женихов, но дочь предпочитает музыканта. Выбор может быть и иным 111, однако во всех случаях ситуация у болгар, как правило, более драматизирована, чем в песнях русских, а диалог, как известно, более характерен для баллады, чем для песни лирической.

То же можно сказать и о сербской версии песни, в которой препочтение обычно (но не обязательно) отдается пахарю:

У ратара црне руке

А бела погача 112

(У хлебопашца руки черные,

А хлеб - белый

Она также представляет собой обмен репликами между матерью и дочерью. К. X. Поллок обратил внимание на вариант сербской песни о выборе жениха, в котором все повествование ведется от лица девушки (No 777 из первой книги сборника Караджича). Но, замечает исследователь, хотя здесь и нет, кроме девушки, другого персонажа, вступающего в разговор, построение песни все же диалогично ("dialogartig"): она включает в себя речь и антиречь ("Rede und Gegenrede"),. пусть и исходящие из одних уст113.

Таким образом, есть нечто общее для всех славянских песен о девушке, выбирающей жениха: они завершаются тем, что девушка делает выбор - либо в форме монологического высказывания (лирическая песня), либо в виде ответной реплики (баллада).

Известен испанский романс примерно того же содержания.

Эта дама так прекрасна!

Глянешь - душу ей отдашь.

На ней платье поверх платья

И обтянутый корсаж.

А голландская рубашка

Снега белого белей,

Ворот шелковый украшен

Крупным жемчугом на ней.

Перламутровые брови,

Две миндалины - глаза,

Нос прямой, ланиты -розы,

Золтые волоса

Ее губы очень круглы,

Ее зубы - жемчуга,

Ее груди - два граната,

Шея стройная строга.

И, подобно кипарису,

Стан ее высок и прям.

А когда приходит в церковь,

Словно свечи вносят в храм

Музыкант ее увидел

Ах, играй в недобрый час!

На колени опустился:

"Я пришел сюда для вас.

Той не вижу я во храме,

Для которой я живу.

Семь годов вас ожидаю,

Как законную жену.

Год еще прождать сумею,

На девятый - изменю."

"Ждет меня король французский"

И стамбульский герцог ждет.

Если герцог не полюбит,

Музыкант меня возьмет

Будет петь мне до рассвета,

И играть мне будет днем".

Взяли за руки друг друга

И ушли они вдвоем 114.

Аристократическому наряду дамы не следует придавать значение более того, которое он заслуживает; здесь примерно та же идеализация, которая героев русских песен обряжает в цветное платье или куньи шубы. С точки зрения поэтики существенно другое отличие: романс не смог обойтись без фабульной развязки: "Взяли за руки друг друга и ушли они вдвоем". Если все рассматриваемые славянские песни о выборе жениха завершаются прямой речью (причем польская и чешская более, а болгарская и сербская менее открыто тяготеют к диалогу, тогда как в русской господствует "чистый" монолог), то испанская песня стремится к фабульной завершенности. В этом смысле русская и испанская песни находятся в крайних точках жанрового спектра из всех рассмотренных нами песен на одну тему.

Чем же объяснить, что тот мотив, который в русском -фольклоре получил лирическое воплощение, в испанском приобрел лиро-эпический характер? Дело, видимо, в условиях становления и развития испанского романса и русской лирической песни.

Выше уже отмечалось, что при сравнительно-историческом изучении системы фольклорных жанров, .развивавшихся в русле несходных национальных традиций, по меньшей мере два обстоятельства дают себя знать. Первое из них-различия во взаимоотношениях нескольких песенных жанров в рамках национального фольклора, второе - неодинаковый характер взаимосвязи определенного фольклорного жанра с произведениями литературы-в рамках одной национальной культуры. \ Романс как жанр складывался в ходе многовековой борьбы испанского народа за свободу и независимость, когда война вошла в быт. Воинские подвиги и любовь, эпос и лирика выражались в одной общей поэтической форме-в романсе. (Нечто подобное происходило в сербском песенном фольклоре). Уже в самых ранних из дошедших до нас, так называемых пограничных романсах (romances fronterizos) "можно найти все, вплоть до трогательных любовных хроник и воспевания самых высоких воинских подвигов"115. Отсюда-наличие эпического начала и в тех ситуациях, которые в русской песне складывались как "чисто" лирические.

Испанский романс, как и русская фольклорная песня, оказывал воздействие на развитие национальной литературы, но делали они это в разное время и по-разному. О том, насколько вправе романс представлять нацональное художественное сознание, можно судить по высказыванию Р. Менендеса Пидаля (из его "Введения к сборнику "Новое цветение старых романсов"): "Если иностранец, путешествующий по нашему полуострову, хочет глубоко постигнуть душу страны,. он должен обязательно положить в свой чемодан (как советует один бывалый путешественник) сборник романсов и томик "Дон-Кихота" 116. Воздействие романса сказывалось в течение веков на развитии испанской прозы, поэзии, драматургии. Тот же Менендес Пидаль замечает: "После того как драматургия сложилась в национальный жанр, она сразу же завладела сокровищницей романсов" 117. Знаменательно, что Лопе де Вега вспоминает о романсе в связи с его повествовательной функцией:

Размер стихов искусно приспособлен

Быть должен к содержанию всегда

Для жалоб децимы всегда пригодны,

Надежду лучше выразит сонет,

Повествованье требует романсов 118)

Да и сам "Дон-Кихот" своим появлением обязан романсу. Без романса немыслим испанский романтизм. Реалистическая испанская литература в числе других источников восприняла и романс Война против фашизма дала "Романсеро гражданской войны" и "Всеобщий романсеро гражданской войны"; без романса нельзя себе представить Гарсиа Лорку, которому все литературы испанского языка обязаны новым взлетом этого жанра119. В то же время и воздействие письменной литературы на романс было настолько значительным, что давно уже служит предметом дискуссий вопрос о степени его "литературности" на различных этапах развития; сам по себе факт "литературности" испанского романса сомнений не вызывает. Недаром среди фольклористов стран испанского языка имеют хождение термины: "литературный фольклор" и "фольклорная литература".