Интерес к психологии явился своеобразной реакцией на принцип обусловленности литературы социально-исторической средой, получившей развитие в работах, отмеченных некритическим, механическим использованием положений культурно-исторической школы. Вместе с тем психологическое направление возникло в ее недрах. У истоков психологической школы на Западе труды И. Тэна, а в России – академика А.Н. Веселовского [125]. С теоретиками культурно-исторической и социально-исторической школы психологическое направление объединяет основное положение о связи литературы с национальной традицией и с историческим процессом.
За рубежом психологическое направление в литературоведении развивали Э. Эннекен, В. Вундт, В. Вец, Э. Эльстер, Э. Бертгам, Э. Гроссе. Так, французский ученый Эмиль Эннекен (1858–1888) выдвинул идею соединения эстетического и социологического аспектов, для которого предложил специальный термин «эстопсихология». В самом произведении, и только в нем советует он искать необходимые указания тому, кто хочет разгадать тайну художника. Для этого Эннекен предлагает общий план анализа: 1) эстетического; 2) психологического; 3) социологического [126].
В России психологический метод обязан своим развитием прежде всего трудам А.А. Потебни и его последователей – Д.Н. Овсянико-Куликовского, А.Г. Горнфельда, В.Н. Харциева, Б.А. Лезина и других ученых, публиковавших свои работы в альманахе «Вопросы теории психологии творчества», редактируемого А.А. Потебней.
В 1862 году А.А. Потебня опубликовал серию статей в «Журнале Министерства народного просвещения», посвященных философии языка В. фон Гумбольдта. Затем эти статьи вышли отдельной книгой под названием «Мысль и язык». В основе труда – «высокая психология, близкая к философии и поэзии, к истории и к тому, что теперь называют этнографией и антропологией в духе Леви-Стросса» [127].
Потебня Александр Афанасьевич(1835–1891) – языковед, этнограф, исследователь литературы, создатель собственной оригинальной концепции и целого направления «лингво-поэтики», член-корреспондент Петербургской академии наук (1875) и профессор Харьковского университета, работал в разных областях науки.
Одной из них является психология художественного творчества. В представлении А.А. Потебни художник, чтобы ответить на волнующий его вопрос, обращается к своему пониманию жизни и находит его в образе-символе. Произведение отражает не действительность, а авторское представление о действительности. В процессе такого постижения жизни рождается подлинная поэзия, получающая отклик в душе читателя или слушателя нередко прежде или даже вне ее логического анализа. Классические положения этой теории развиты в работе «Мысль и язык». Уже понятие о звуке предполагает его «соответствие свойствам душевных потрясений». По мере уменьшения необходимости «отражения чувства в звуке увеличивается другого рода связь звука и представления… и образ звука, следуя постоянно за образом предмета, ассоциируется с ним». Но наиболее важная особенность слова не звук и не содержание, а та его «особенность, которая рождается вместе с пониманием», – «внутренняя форма».
Основные труды А.А. Потебни: «К истории звуков русского языка» (1876–1883), «Слово о полку Игореве: текст и примечания» (1878), «Мысль и язык» (1862). Многочисленные заметки и наброски к лекциям были систематизированы учениками Потебни и опубликованы позднее («Из записок по теории словесности», 1905).
Литература:
Потебня А.А.Эстетика и поэтика. – М., 1976.
Потебня А.А.Теоретическая поэтика. – М., 2003.
Главный термин А.А. Потебни – «внутренняя форма слова» – выходит из представления о том, что слово рождается вместе с пониманием, звучание соединяется со значением. Как и В. фон Гумбольдт (1767–1835),
А.А. Потебня увидел в слове свернутую метафору, единство членораздельных звуков, создающих представление и образ. Его отправная точка – этимология – глубинная национальноментальное представление о предмете (окно – око, медведь – ведавший меди т. д.)
Гениальность догадки А.А. Потебни заключается в том, что внутренняя форма слова выражает не всю мысль, обозначает не все признаки вещи, а лишь один из многих возможных. Так, образ стола, получивший внутреннюю форму от корня «стл», того же, что и в глаголе «стлать», в реальности может обозначать всякие столы, независимо от их формы, размера, предназначения или материала [128]. Центр образа, сохраняющий функции опорного значения, находится на пути от
научной констатации к чувственному восприятию. Язык несет на себе следы индивидуального человеческого общения. В слове, в его внутренней форме заложена идея движения – от ока к окну, от этимологического обозначения к современному представлению, «забывшему» об изначальном смысле, но обогащенному научной идеей тождества слова и вещи.
Внутренняя форма – образ образов, завязанная на вторичноеучастие, на философскую идею диалога, гегелевское положение об обратной связи. А.А. Потебня называет этимологическое положение ближайшим. Но внутренняя форма, имеющая и второе субъективное содержание, определяет ее двуединство и позволяет назвать внутреннюю форму знаком, символом, «отношением содержания к сознанию; она показывает, как представляются человеку его собственные мысли» [129]. И представление это всегда субъективно, чувственно. Этимология – только отправная точка, из которой развивается внутренняя форма. По представлению современного исследователя, «в одной этой мысли в зародыше содержится уже Соссюр и соссюровский структурализм» [130]. Но путь от внутренней формы слова к внутренней речи ведет и к религиозной философии, и к философии языка П.А. Флоренского и Г.Г. Шпета.
Идея внутренней формы слова естественно объединяет эстетику, лингвистику и психологию, а при построении структуры текста демонстрирует тождество слова и вещи.
При переходе от произведения к воспринимающему сознанию (читателю, слушателю и т. д.) обращение к идее внутренней формы слова – это уже не констатация, а направление пути к смыслу, к началу начал, доступные поэзии и вере. Превращение общепринятого значения в индивидуальный смысл возникает в личном опыте человека. При подходе к литературе можно сказать, что образ не прямо выражает мысль, но оказывается средством в создании мысли. И сколь бы ни был умен и талантлив автор, он не может предугадать субъективного впечатления каждого читателя. Не может он и быть уверен в том, что его мысль понята однозначно. Идея В. фон Гумбольдта о языке как о деятельности дает возможность А.А. Потебне провести аналогию слова со стрелочником на железной дороге, переводящим поезд на рельсы, а восприятие слова – с возгоранием одной свечи от другой [131].
Поставив в центр своей концепции идею восприятия,А.А. Потебня вслед за В. фон Гумбольдтом приходит к мысли, что творимое автором содержание беднее образа, ибо образ производит субъективное впечатление в воспринимающем, и всякое понимание, по мысли В. фон Гумбольдта, есть вместе с тем непонимание.
Ценность этого положения в признании многозначности образа и в возможности его разных толкований, в неокончательное™ любых подходов.
125
См.:
131
См.: