Выбрать главу

В обстановке всеобщего кризиса, крушения эстетических и социальных идеалов Бондарев, как и многие писатели, не мог не испытать чувства горечи и беспокойства. Видимо, не случайно персонажи романов «Непротивление» (1995) и «Бермудский треугольник» (1999), несмотря на большие претензии, не имеют более менее ясного представления о причинах и последствиях происходящих событий, хотя говорят об этом много и порою красиво.

Если герои предыдущих романов находят в себе силу сопротивляться насилию (это решимость сознающего свою обреченность одиночки), то главный персонаж «Непротивления» опустошен настолько, что не способен и на это. Боевой офицер армии-победительницы, он якобы оказывается лишним в стране. (К этому вопросу мы еще вернемся.) Выход один — воровская шайка, состоящая из ничтожеств и мелких жуликов. Вместе со своими подельниками он нападает на похитителей… голубятни и становится жертвой случайного выстрела. Воображение автора погружается в бездну ужасов. Пусть читатель скажет, что это такое: «Перед последним прощанием с землей ему почему-то представлялся буйный беспрерывный дождь. Он был странного таинственного цвета, он шел сплошной стеной над домами, он отвесно бил в крышу больничной палаты, в звеневшие антенны, в желоба, в шумевшую листву деревьев на улицах поселка, всюду выплескивались на тротуары фонтаны из водосточных труб, растекались во все стороны красными лужами, скапливались в кюветах жирно лоснящимися озерами, волновались, пузырились под прямыми ударами бешеного ливня. Люди в ужасе бежали по городку, прикрывая головы руками, газетами, ставшими сразу черно-алыми, с ног до головы облитые чем-то красным, женщины тянули за руки кричащих детей, струи хлестали в их открытые рты, заливали брошенные на улице коляски, текли кровавыми ручьями по лицам плачущих младенцев. Густо-алая стена падала с неба нескончаемо, размывая весь поселок в разъятую бурлящую котловину. Это была кровь, она соединялась в реки, изгибалась, змеилась везде — на стеклах, на стенах, на витринах, на одежде; промокшие насквозь юбки бегущих женщин с детьми отяжеленно облепляли ноги, мужчины, куда-то тоже бегущие, метались по асфальту, утопая по щиколотки в кипевшем потоке — и всюду стоял приторно-жирный, железистый запах человеческой крови». Конечно, герою литературного произведения может привидеться и не такое. Но в чем смысл этого видения?

Не менее любопытно и другое. В восьмидесятые-девяностые годы литература по сути отрывается от народной жизни и социальных корней, приобретая эфемерный характер. В то же время растет тяга писателей к пересмотру многих исторических реалий, усиливается желание посетовать на жестокие общественные условия недавнего прошлого, якобы отрицательно сказавшиеся на их творческом развитии, и т. д.

Это совпало с периодом оголтелой и злобной антисталинской истерии, которая своим черным крылом коснулась и романа «Непротивление», как об этом ни неприятно писать. Вспомним его содержание. Закончилась война, фашистская Германия пала, и перед победителями вдруг оказались перекрыты все светлые пути-дороги жизни. Но кто был во главе государства? Сталин. А чьи неоспоримые заслуги в разгроме фашизма? Сталина. Кто взял на себя руководство по восстановлению разрушенного гитлеровцами промышленного комплекса и сельского хозяйства на огромной территории Советского Союза? Опять же Сталин. Стало быть, лично он, Сталин, виновен в том, что герои войны были вынуждены разбойничать, а не восстанавливать порушенную жизнь, учиться, вливаться в трудовой ритм страны и прочее. Писатель прямо не говорит об этом в романе, а в интервью (1994 г.) заявит открытым текстом: «Мой новый роман, который я сейчас заканчиваю, о первых послевоенных годах, когда лучшие ребята, вернувшиеся с войны, нашли себе применение в преступном мире, другого выбора им не предоставила мирная жизнь (…). Много лет я собирался написать об этих ребятах-победителях самой страшной войны в истории человечества. И только в нынешнем «советско-партийном» поражении… я как бы заново увидел жертвенность, принесенную нами солдатами и офицерами — на алтарь нашей победы… «3 Напрасную жертвенность, выходит.

Кстати, тут же писатель поведал и о своих «муках» при издании романа «Выбор». «В советское время, — утверждает Бондарев, — появление такого романа вряд ли было возможно», а так как «столоначальники в России бывали разные», он все-таки увидел свет.