Историки, изучавшие русско-еврейские отношения, часто отмечали взаимосвязь между антисемитизмом и торговлей. Йоханан Петровский-Штерн приводит в качестве примера запись, сделанную Николаем I в 1810 или 1811 году: «Жидов много в губерниях, возвращенных от Польши; живут они торговлей и промышленностью»[22]. Как замечает Майкл Станиславски: «Еще с первого раздела Польши каждый русский чиновник, задававшийся этим вопросом, отмечал и порицал роль евреев в торговле» [Stanislawski 1983: 174]. Русские писатели и этнографы, посещавшие западные губернии империи в XIX веке, тоже обращали внимание на еврейских торговцев. Станиславски цитирует статью из Журнала министерства внутренних дел за 1844 год, в которой говорится, что «купцом, можно сказать, всякой еврей родится. Будь только что-нибудь в руках, он готов все продавать, всем барышничать»[23]. Славянофил И. С. Аксаков в своей книге об украинских ярмарках, написанной в 1858 году, говоря о еврейских торговцах, акцентирует внимание на их внешности, речи и популярной точке зрения (которую он нигде не оспаривает), что евреи мошенничают, заключая сделки с представителями других народов:
На тех же ярмарках, где евреи пользуются свободным правом купли и продажи, они придают торговле какое-то особенное, лихорадочное оживление, бегают, суетятся, снуют, сопровождая каждое слово быстрыми телодвижениями; везде раздается их шибкий гортанный говор, везде, на каждом шагу, останавливают они посетителя с предложением товаров [Аксаков 1858:36][24].
Согласно Аксакову, на еврейско-украинском рынке оглушающий шум и расположение еврейских лавок заманивают покупателя в ловушку[25]:
Вы гоните еврея вон, но он продолжает перечислять свои товары, не слушая вас, начинает раскладывать все припасы своей коробки и большею частью успевает-таки соблазнить вас, и вы, браня и его и себя, все же покупаете. В особенности много евреев бывает на Ильинской ярмарке, где они занимают целый «Еврейский ряд», в котором до 30 лавок с галантерейным товаром [Аксаков 1858: 327–328][26].
Аксаков, путешествовавший в юго-западные губернии России из Санкт-Петербурга, воспринимал коммерческий пейзаж как дикое пространство, населенное евреями[27]. Отвращение, которое Аксаков выказывал к еврейским торговцам, было сродни тому чувству, которое русское население столицы испытывало к евреям и в самом Санкт-Петербурге; несмотря на строжайшие ограничения, к середине XIX века в районе Сенной площади проживало довольно много евреев. Вот что писалось об этом в фельетоне полицейской газеты в октябре 1848 года: «Чтобы иметь понятие о материальной стороне тогдашнего общества жидов, стоило только заглянуть на Сенную площадь: это теплое местечко заманивало их к себе по удобству квартир и дешевизне продовольствия»[28]. Выражение «теплое местечко» подразумевает финансовую надежность, то есть речь идет о том, что евреи с их семейным укладом и бытом прочно обосновались в столице Российской империи. Также местечко является русским синонимом слова штетл. Этот каламбур намекает на то, что еврейское присутствие в окрестностях столичной рыночной площади привносит в петербургскую жизнь нежелательный элемент украинской провинции. В этом фельетоне также описывается, как бурно и даже разнузданно веселятся и поют евреи во время своих праздников. При этом автор осуждает не еврейскую нацию как таковую. Напротив, он пишет, что те из них, на кого образованные жители столицы оказали благотворное влияние, отказались от обычаев своих отцов и обратились в христианство, но, к сожалению, число их невелико[29]. Иными словами, речь идет о том, что традиционные празднования, принятые в иудаизме, нарушают закон и общественный порядок.
Иудаизм с его непостижимыми правилами и законами и особым календарем воспринимался как вредное для столичной жизни явление, нарушающее привычные социальные нормы и гендерные роли. Русско-еврейский поэт О. Э. Мандельштам в своих воспоминаниях, относящихся к концу XIX века, описывает этот конфликт между петербургской культурой, в которой он был воспитан, и местечковой культурой своих еврейских предков следующим образом: «Весь стройный мираж Петербурга был только сон, блистательный покров, накинутый над бездной, а кругом простирался хаос иудейства, не родина, не дом, не очаг, а именно хаос» [Мандельштам 1991,2:55][30]. Чуждость еврейских религиозных ритуалов и кажущееся беззаконие коммерческого пейзажа грозили стереть тонкий налет цивилизации, который столичные власти стремились сохранять в Петербурге. Такой коммерческий пейзаж был характерен, разумеется, не только для территорий черты оседлости, но и для всех крупных городов и губерний России. В общественном сознании XIX и начала XX века русские базары и ярмарки были связаны с многоэтничным пограничьем Российской империи. Ярмарка была любимым местом художников-жанристов – в частности А. А. Попова.
22
Петровский-Штерн пишет: «Хотя в России XIX века слово “промышленность” обозначало производственную деятельность, Николай I имел здесь в виду посредников, зарабатывающих спекуляциями» [Petrovsky-Stern 2008: 33–34]. См. также: Еженедельные отчеты великого князя Николая Павловича о своих занятиях. ГАРФ. Ф. 726. On. 1. Т. 8. Л. 38.
23
В этой статье выражается обеспокоенность тем, что у евреев торговлей на равных занимаются мужчины и женщины. «В этом отношении женщины нисколько не уступают мужчинам: они сами покупают и продают, сидят на рынках и таскаются по улицам и домам с разными товарами и припасами» (Журнал министерства внутренних дел за 1844 год). Цит. по: [Stanislawski 1983: 171–172].
24
Впоследствии Аксаков активно поддерживал Русскую православную церковь и открыто выражал антисемитские взгляды. Уильям Л. Блэкуэлл отмечает, что наблюдения и статистические данные, приводимые Аксаковым, относятся к 1850-м годам [Blackwell 1968, 1: 75].
25
См. также описание украинских рынков, особенно киевских, у Н. В. Закревского [Закревский 1868, 1: 145].
27
Вот что пишет об этом Станиславски: «То, что такому человеку, как Аксаков, – дворянину, ностальгирующему по старым временам, – казалось экзотичным и странным, на самом деле было началом гигантского кризиса, поразившего российских евреев: в этот момент возник и стал быстро расти еврейский
28
Сенновские евреи // Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции от 7 октября 1848 года.
29
Сенновские евреи // Ведомости Санкт-Петербургской городской полиции от 7 октября 1848 года.
30
«Блистательной покров, накинутый над бездной» является отсылкой к Тютчеву (1808–1873). Вот что пишет об этом Эфраим Зихер: «Пушкинский “Пир во время чумы” предложил модель эстетического восприятия нового мрачного периода русской истории, а Каутский и Тютчев накинули над бездной покров» [Sicher 1995: 115].