Втроём написали пять песен: "Толстой", "Отелло", "Гамлет", "Батальонный разведчик", "Коварство и любовь". Потом, когда компания распалась, Охрименко продолжал писать уже один: "Михайло Ломоносов", "Муций Сцевола", "Беранже", "Сосудик", "Реквием", многие другие.
Хотели по аналогии с Козьмой Прутковым взять один общий псевдоним, чтобы уже навсегда дать ответ на вопрос: "Кто автор?" Как-то увидели вывеску "Ремонт тростей, зонтов, чемоданов" и решили назваться Тростей Зонтов. Однако подписываться было негде, смешно было и думать, что произведения, так подписанные, можно опубликовать. Потом с удивлением узнали, что песни подхватили. И они навеки остались не только без псевдонима, но и вовсе безымянными.
Евгений Евтушенко в стихотворении "Мои университеты" пишет:
Больше, чем у Толстого,
учился я с детства толково
у слепцов, по вагонам хрипевших
про графа Толстого
Часто можно видеть автором музыки этих песен фамилию Владимир Шрейберг. Это действительно так. Он подбирал мелодию по стихотворному размеру, иногда компилировал, и в песнях слышались мелодии хорошо известных песен. Например, в "Батальонном разведчике": "С тех пор предо мною все время она, красивые карие очи" как говорил мне Алексей Петрович, перифраз строк песни "Когда я на почте служил ямщиком". В музыкальных аранжировках иногда помогал Виталий Гевиксман, ставший позднее профессиональным композитором. Владимир Фёдорович Шрейберг (19241975) по окончании ВГИКа работал сценаристом научно-популярного кино.
Исполнять песни было поручено Охрименко: "А в качестве исполнителя обычно приходилось выступать мне, поскольку мои скромные вокальные данные были чуть выше, чем у моих друзей, которые могли ограничиться лишь речитативом".
Творческое содружество трёх авторов продолжалось недолго, примерно с 1947 по 1953 год, то есть до отъезда С. Кристи.
С 1953 года Сергей Михайлович Кристи (19211986) жил в подмосковном Воскресенске. Почти до конца жизни проработал в районной газете "Коммунист". Любителям краеведения известен как автор объёмного очерка по истории Воскресенского края. За публикации, посвящённые судьбам соратников Мусы Джалиля, удостоен премии Союза журналистов СССР (1970).
Кристи происходил из известного и влиятельного в России аристократического рода. Однако отец его был видным революционером, находившимся в политэмиграции вместе с А.В. Луначарским, а затем в 19281937 годах руководил Третьяковской галереей.
Алексей Петрович успел написать о песнях, объяснить некоторые приёмы и мотивы творчества: "Кстати, об иронии. Иные буквалисты спрашивают, почему в этих песнях порой смещаются исторические понятия. Это получилось сначала интуитивно просто мы искали средства юмора, иронии. Вот из песенки о Муции Сцеволе: "Избегнул тюрьмы и Нарыма" или в "Отелло": "Любил папаша сыр голландский московским пивом запивать".
Алексей Петрович много лет работал в газете "Воздушный транспорт". А до этого в журнале для заключённых "Пристроился в печати, как говорил Чапек" его слова.
До сих пор недоумеваю. Автор многих "народных" песен всю жизнь проработал в пыльной безвоздушной газетёнке. Не испытывал тоски и не хотел всё послать куда подальше. Когда я начал ему сочувствовать да переживать, как же его никто не знает, он сказал, что надоели песни уже. Все их поют. И сказал, что всё уже опубликовано. И ещё собираются публиковать. Это о каких-то тоненьких, малюсеньких журнальчиках районного масштаба. Он этим был вполне удовлетворён. Главное, он хотел объяснить, что песни написал не он, а они втроём писали. Три друга.
В 1993 году пришлось Охрименко петь свои песни в ЦДЛ. В зале было меньше половины. Охрименко вышел на сцену. Пристроившись где-то сбоку на стульчике, стал потренькивать своими перебитыми пальцами. Зал вежливо помолчал, а когда наконец уяснилось, что именно поёт со сцены старичок, по рядам пробежала какая-то нервная дрожь. Стали спрашивать: "Так это вы написали?", "А "Беранже" тоже вы?", "Отелло" тоже вы?"
Охрименко попел, попел тихонько (он как-то всё мимо микрофона пел с непривычки) и ушёл. Кто-то другой стал выступать. Сменилось ещё несколько выступающих. Зал молчал. Потом послышалось:
Давайте слушать Охрименко!
Послали за ним. Наконец из-за кулис опять показался автор и стал ещё что-то петь. Нервозная обстановка стала всё больше усиливаться. Никто не слушал, в зале стоял шум. Люди всё выясняли друг у друга: он ли написал?
А ведь выступление и началось с того, что Охрименко всё объяснил. Зрители никак не идентифицировали Алексея Петровича с автором песен. Эта ситуация такой и осталась до конца жизни.
Правда, два последних года жизни он стал востребованным человеком. Неофициальная популярность нарастала. Быть знакомым с ним становилось престижным! Его звали на концерты авторской песни. Пел в Киеве, Минске, других городах. Существуют фонограммы этих концертов ныне основные источники текстов. Но это были небольшие выступления, две-три песни Авторский концерт состоялся лишь однажды, в Центре авторской песни. Недавно издан диск этого концерта.
Умер Алексей Петрович в 70 лет, 17 июля 1993 года.
Мне всегда хотелось, взяв текст в руки, доказать, что "Батальонный разведчик" шедевр. К счастью, эту работу проделал Лев Аннинский. Вот, например, что он пишет: "и пели в компаниях эту летучую, могучую, никем не победимую балладу, лирический герой которой сделался как бы собирательным народным типом, встав в тот ряд, где уже обретались уныло напевающий ямщик, бродяга, переехавший Байкал, и молодец, сулящий девице златые горы. Теперь вровень с ними оказался словно изваянный самим народом солдат недавней войны".
Зла уже не хватает
ЛИТПРОЗЕКТОР
Для начала удивился. И не я один. Вот мнение литературного обозревателя Сергея Шаповала: "Сборник сразу вызывает некоторые вопросы. Открыв книгу, мы обнаруживаем, что перед нами интервью с российскими писателями журналистки Кристины Роткирх. Однако в предисловии редактора сборника сообщается, что интервью проводила финско-шведская переводчица и журналистка Кристина Рутчирк. Надо думать, одна из фамилий правильная". Это во-первых.
Во-вторых. Выясняется, что из представленных текстов не все беседы. А Петрушевская предложила эссе "Путь советского писателя (Попытка признания)" с квинтэссенцией отношения к прошлому в финальных строках: "…воспитали из меня пылкого, честного, принципиального и несгибаемого врага этой литературы и этого строя".
В-третьих. Текст элементарно не отредактирован. Хотя указано, что у него есть и иностранные, и отечественные редакторы. Упорно пишется вместе словосочетание "за границей": "Лесков автор заграницей мало известный", "ваши книги заграницей", "судьба книги заграницей" (из беседы с Б. Акуниным). А вот размышления Е. Гришковца на тему, что было бы, если б он не уехал из Кемерова: "Если бы я не уехал, я бы вернулся в эту в такую же жизнь, вернулся бы. Там всё было устроено, и любой маленький город малый город, провинциальный состоит из уже проложенных маршрутов, знакомых людей. Всего этого немного, но этого в принципе может быть достаточно. И я снова бы втянулся. И мы бы с вами сейчас не разговаривали бы. Или умер бы. Не знаю". Или оценка Т. Толстой нынешнего состояния критики: "Критика разная. У нас нет хороших критиков. Очень мало. Многие критикуют, но они неинтересные критики. У нас почти нет филологической критики. У нас это газетная критика".