Впрочем, как и всегда, определённая часть наиболее способных, талантливых, умных детей, получив знания, обретут статус и сознание интеллигента в лучшем смысле этого слова. Увы, более чем основательно опасение, что в России они не останутся. Сегодня Россия - мировой цех по поставке светлых голов нашим стратегическим недрузьям. Который действует бесперебойно, принося колоссальные прибыли им и сверхколоссальный убыток нам. Всё, вплоть до введения у нас так называемой Болонской системы, способствует этому как нельзя лучше. Новую русскую интеллектуальную элиту, необходимую нам как воздух, уничтожают в зародыше либо продают за рубеж на корню, как пшеницу.
Наконец, перепроизводство некачественной интеллигенции, которым грешила уже и советская власть и которое приняло сегодня ни с чем не сообразные размеры, ведёт к деградации всего общества, к упадку престижа умственного труда, к росту отчаяния и многочисленным социальным деформациям. Часть из них уже налицо. А с частью нам ещё предстоит познакомиться. Мы ещё увидим новых "босяков" - почище горьковских
Пастырь добрый
КНИЖНЫЙ РЯД
Из виноградника Божия - священник Дмитрий Дудко: Воспоминания. Виноградовские проповеди 1980-1983. - М.: Храм Святителя Николая, 2009. - 364 с.Как пишут проповеди? Стихи мы знаем: "Душа стесняется лирическим волненьем" А пастырское слово? Несущее свет Христов людям, стоящим перед амвоном. Оно сопричастно вдохновению?
"Он клал на стол тетрадь, Евангелие и иногда жития святых. Сел и писал. Когда закончил, даже удивился, что прошло три часа: "А мне показалось, что прошло пять минут". Так дочь священника Наташа вспоминает, как рождались проповеди в комнате, которую превратил в келью, а потом в домашнюю церковь её отец Димитрий Дудко. Согласимся, здесь что-то сродни пушкинскому: "И забываю мир". Наверное, одна из причин, почему батюшка предлагал Пушкина и всю славную когорту русских классиков причислить к лику святых; забыть суетное ради непреходящего - высокий дар…
Проповеди, помещённые в книге, относятся к четырёхлетнему периоду служения отца Димитрия в подмосковном селе Виноградове, в храме Владимирской Божьей Матери. Это было время, когда закончилось его "лефортовское сидение" и в жизни священника, которого до того знали как узника сталинских лагерей, видного диссидента, борца с атеистическим государством, наступил новый этап. Этот период он обозначил словами Николая Лосского: "Чтобы сохранить церковь в России, нужно даже жертвовать своим именем". В выступлениях по Центральному телевидению и в "Известиях" Дмитрий Дудко по существу отрёкся от тех, кто ставил своей целью борьбу с коммунистическим режимом. Либеральное общественное мнение, уже примеривавшее к нему красные ризы мученика, было возмущено: почему освободился, почему не пошёл на крест?
И вот, "пусть как последний грешник, как изверг, но буду делать", восклицает священник, вспоминая, как жертвовали своим именем патриарх Тихон и патриарх Сергий. В проповедях виноградовского периода не найти обличительных нот, смелых призывов противостоять безбожным властям, от которых замирало сердце слушавших его в 70-е годы. Их задача - укрепить веру, научить жить верой, помочь не отчаиваться, изжить грех. Услышать голос Господа, взывающего к нашей совести, и отозваться. Их цель - взрыхлить сердце слушателей, чтобы оно восприняло семена евангельского посева. При этом судьбы проповедника и тот, кому он проповедует, связаны неразрывно: "Сеятель-священник взрыхляет и своё сердце, чтобы оно оказалось благодатной почвой".
И что характерно: за этой книгой совсем забываешь, что на исходе уже третье десятилетие, с тех пор как проповеди были написаны - они обращены и к нам, сегодняшним. Разве в нас меньше греха? Разве пьянство перестало быть нашей национальной бедой? Стала крепче семья? Воровство, блуд, сквернословие - можно продолжать и продолжать перечень пороков, которые мы отнюдь не изжили, скорее, напротив… Нет, нет, проповеди отца Димитрия отнюдь не морализаторского свойства, они жизненны: в них жизнь рассматривается в свете веры. Собственно говоря, их тему можно обозначить двумя этими словами: вера и жизнь. Соединить их, слить - вот к чему призывает священник, никогда не ограничивавший себя церковной оградой.
В жизни он знал многих и многих: круг его был огромен. Батюшка крестил даже не тысячи - скорее, десятки тысяч людей, водил знакомство с большинством московских литераторов и художников. Но он не являлся пастырем исключительно интеллигенции, как, скажем, протоиерей Александр Мень. Он был, скорее, "народным батюшкой", окормляемые отцом Димитрием чада принадлежали ко всем общественным сословиям, да и в среде московских писателей он держался тех, кто принадлежал к народному, почвенническому направлению.