В хриплой песне слов не распознать.
Господи! Какое Откровенье
Мне сегодня лучше почитать?!
Белый май черкнул штрихом неброским
Образ ветра, льнущего к ногам Яблоко, упавшее с берёзки,
Мы с тобою делим пополам. * * *
Твёрдо веря народной справке,
А молва не всегда слепа, -
Белым утром на Ярославке
Я купила себе раба. Оступившись на бездорожье -
Дуешь на воду из-под век:
Кипячёное - не створожится…
Двадцать первый век. Человек. - За подмогой? - лягнуло с неба,
Знать, - высокий - Работать что?!
- Мне всего передвинуть мебель,
Да покрасить окно одно. Исподлобья насквозь прощупав -
Не намерена ль надурить, -
Буркнул нехотя, буркнул скупо:
- Ну вот этого и бери! Боже милостив! - Чёрный сокол,
Перевязанные крыла, -
Жилы, всохшие в лоб высокий,
Мысли, выгоревшие дотла Солнце лезло в глаза без страха,
Выдав вольную всем ручьям.
- Я молился всю ночь Аллаху!
- Слава Богу! - сказала я. И срослось, и втянулось днище
В раскорёженное ведро.
Мы чинили моё жилище
Не затейливо, не хитро. Время тешилось синей вязью,
Да овечкой заблеял срок.
Обретая в себе хозяина -
Человек глядел на восток. * * *
Сыплю и сыплю крошево дней голубям,
Шумным весельем опровергаю
похмелье
Огненной осью вытянувшись
вдоль тебя -
Я верчу Землю.
Художник и книга
Иллюстрации Дарьи Герасимовой к книге Сергея Георгиева "Пузявочки" (М.: - Издательский дом Мещерякова, 2010).
Вечер короткого рассказа
Дуэль
Одна поэтесса прочитала в рукописи стихи одного поэта. "Что ему передать?" - спросил я у неё. "Передайте, что очень много орфографических ошибок". А вскоре этот поэт прочитал в рукописи стихи поэтессы. "Что ей передать?" - спросил я у него. "Передай, что нет ни одной орфографической ошибки".
Валерий РОНЬШИН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ Жена и философия Я сидел в кресле и любовался Лидой. Она, студентка философского факультета, расхаживала по комнате и увлечённо рассуждала о концепции бытия Хайдеггера, с упоением толковала о здесь-бытии.
Я предложил пойти в парк. Мы не спеша гуляли по аллеям. Лида горячо рассуждала о философии экзистенциализма.
- Человек для обретения подлинной экзистенции должен совершить прыжок, - далеко вокруг раздавался её звонкий голос.
А я слушал и понимал, что мне не под силу совершить этот самый экзистенциальный прыжок, чтобы предложить ей руку и сердце.
Мы сели на скамейку под ивой. Шумела река. Плыло в чистом небе маленькое светлое облако, а Лида с упоением говорила о вещи в себе. Её зелёные глаза смотрели на облако, а я ловил себя на мысли, что знаменитое выражение Канта как нельзя лучше характеризовало эту умную и гордую девушку, в которую влюбился по-настоящему. Лида, с которой я познакомился четыре месяца назад, поистине была для меня вещью в себе. Её обширные философские знания приводили меня в трепет и проводили между нами незримую черту.
После прогулки я провожал Лиду до дома. "Для Хайдеггера трансценденция - это ничто", - поблёскивая глазами, утверждала она, и я чувствовал себя этим самым ничто.
Вот и подъезд. "У Габриеля Марселя Бог есть абсолютное "Ты", самый верный и надёжный друг человека", - сказала Лида. А я подумал, как хорошо было бы оказаться на месте этого метафизического бога, чтобы быть её верным другом.
Мы ещё долго стояли у подъезда, а Лида сосредоточенно размышляла о страхе, экзистенциальной тревоге. Меня же не покидал самый обыкновенный страх, что она откажет мне в этих редких встречах
Прошло пять лет. Лида вышла за меня замуж. А я окончил философский факультет, чтобы соответствовать её высокому интеллектуальному уровню. Нигде не работаю. В нашем городке нет для меня достойной работы. Не пойду же я мести дворы, будучи дипломированным философом. Зато работает Лида. Библиотекарем.