Над обрывом
Надсадно шарманка сипит
про сопки, что мглою покрыты. И наши карьеры в степи хранят сновиденья убитых. Год 53-й. Весна! Рыдает старуха в ракитах. В садах и в руинах страна Ничто до сих пор не забыто. *** Вот это ночь - продрогшая, что пробы морозу негде ставить, а из сфер, как из ведра, по крышам и в сугробы материально хлещет рыжий свет. Свирепые свирели полнолунья свистят метелями над спящею землёй. Не то чтобы весь мир ополоумел или приснился сон кому какой. Но оживают тени неживые, по мостовым безвременным скользя, и в подворотнях псы сторожевые вбирают небо в ноздри и в глаза. И в очертаниях, очерченных нерезко, проступят вдруг окно, дорожка, шлак Да как припомнится знакомая окрестность и женский шаг *** Обрушится красою - невозможной, как ливень, листопад или грачи. И припадёт - целебный подорожник, таким прохладным сердце бы лечить от всплеска плеч - до обморочных яблонь Щедра, щедра - до зябнущих лугов, раздетых сенокосом под сентябрь, до слишком скорых, ранних поездов. Ах как щедра - до слёз необъяснимых, вся из того, что мучило да жгло. Так невозможна - будто бы приснилась. Проснулся - вправду лето отошло. Но мне ли сон приснится снова странный, в котором нет невозвратимых дней. Прощай, прощай!.. Остался запах пряный - и он уйдёт, чтоб вспомниться поздней. *** А.Б. Рассвет. Глазастая луна скользит над сумрачной аллеей. Опять запойная весна, бессонница и лёгкость в теле. Промозглый ветер горячит, кровь разгоняет в дряблых жилах. На пустырях кричат грачи о вечном обновленье мира. И так легко быть молодым - так радостно, так незнакомо обжечься взглядом голубым, к губам прижаться ледяным и вдруг понять, что ты любим. *** Тяжёлая набухшая луна. Над майской полночью знобящий запах цвета. И яблони стоят в воде букетом, и спит разлив у самого окна. В голубоватой рыжей полутьме столбы огней, вселенское затишье. И только капли чиркают о крыши - считают жизнь. Я тоже - но в уме. *** О, захолустная тоска! Она задушит здесь любого. Шнуром, свисающим с крюка, завьётся в дуло у виска - вот зрак всевидящего Бога! Кричи - никто не прибежит. Зови - кому ты нонче нужен? На костылях вторая жизнь за водкой хлюпает по лужам. Эй, инвалид, и я с тобой! Ты не останешься внакладе - всей заковыристой судьбой прибавку к пенсии оплатим. Твой Кёнигсберг и мой Афган, Летит по вычурному кругу трясущийся в руке стакан - ввек недопитые сто грамм - от друга к другу. И с каждым днём тесней кольцо, всё бойче лживые преданья, и всё слышнее пред концом тех недобитков ликованье. *** Среди высохших трав над обрывом занялся мой неяркий огонь, и летит его сизая грива журавлиному клину всугонь. Вот и осень. На глинистом склоне выгибай на прощанье смелей этот рвущийся в небо сосонник - и крылатые гусли полей. Пусть шумят, пусть гудят, пусть рокочут - пусть округу от грома трясёт! Далеко ли далече меж кочек золотую иглицу несёт? Это юности быстрые кони превращаются в розовый дым Ты, конечно, их тоже догонишь,