Ярмарка прошла в 61-й раз и была открыта канцлером ФРГ Ангелой Меркель и вице-председателем Китая Си Цзиньпинь. КНР — почётный гость нынешней ярмарки.
Экспоненты из более чем 100 стран представили около 400 тысяч названий книг, из которых 125 тысяч первоиздания. Это чуть меньше, чем в прошлом году. Причина — кризис. Тем не менее цены на книги не падают: книготорговцы Германии, например, заработали даже больше, чем год назад.
То, что касается российского участия на ярмарке, то здесь ситуация неоднозначная. Налицо огромный интерес к русской литературе, истории, к современным проблемам. Только «Братья Карамазовы» были представлены на английском, финском, немецком. Часто встречаются переводы Булгакова, Толстого, не говоря уже о публицистике.
На Западе всё больше появляется книг, фактической основой которых стала история России. Например, «Екатерина Великая и князь Потёмкин» англичанина Саймона Монтефиоре. Автор влюблён в Григория Потёмкина и сравнивает его чуть ли не с самим Петром Великим. Монтефиоре утверждает, что никаких «потёмкинских деревень» не было, а это лишь злобный вымысел иностранцев.
И ещё одна небезынтересная книга. Автор — создатель шпионских триллеров Роберт Лителл. Называется она «Эпиграмма на Сталина» и посвящена истории знаменитого стихотворения Осипа Мандельштама «Мы живём, под собою не чуя страны…». Это — беллетризованные рассказы людей, знавших Мандельштама. Лителл, по его собственному утверждению, даже встречался с вдовой поэта. Он был потрясён историей, связанной со стихотворением. То, что автор попробовал описать это без обличительной прямолинейности, уже радует.
К «русской теме» стоит добавить, что лучшей «литературной экранизацией» был признан фильм Майкла Гоффмана «Последняя станция» («Русское лето») о последних днях жизни Л. Толстого. Это — экранизация не так давно вышедшего романа Джея Парнини.
Но есть и другая сторона нашего участия. Слабое присутствие российских экспонентов. По их количеству Россию опередили не только такие книжные гиганты, как США, Великобритания или Франция, но и Австрия с Бельгией.
А если к этому добавить стандартные, без особой выдумки оформленные экспозиции, то картина получится не слишком радостная. Но есть и исключения. Например, выставка, посвящённая 200-летию Гоголя. Привлекают внимание и стенды правительства Москвы. Прежде всего качеством изданий. Один из стеллажей посвящён 65-летию Победы.
И, наконец, ежегодное главное награждение. На этот раз лауреатом Премии мира Немецкого союза книготорговцев стал итальянский германист Клаудио Магрис. Напомню: в разные годы обладателями этой премии были Альберт Швейцер, Сьюзен Зоннтаг, Лев Копелев и Вацлав Гавел.
Алексей СЛАВИН, собкор «ЛГ», БЕРЛИН
«И мы сохраним тебя, русская речь»
Первая полоса
«И мы сохраним тебя, русская речь»
ГУМАНИТАРИЙ
Эти строки Анна Ахматова написала в 1941 году. Казалось бы, разве о языке нужно говорить во дни смертельной опасности? Именно о нём, потому что гибель языка равнозначна гибели самого народа.
Сегодня не гремят пушки, выпускается огромное количество книг, газет и журналов, эфир заполнен множеством теле- и радиопередач, однако русский язык и ныне нуждается в защите. Как остановить падение уровня языковой культуры и возродить любовь к родному слову? Кто должен определять языковые нормы — правительство, научные сообщества, экспертные советы или сама жизнь? Об этом и многом другом шла речь на прошедшем на прошлой неделе заседании Совета по государственной культурной политике при председателе Совета Федерации Сергее Миронове. Он и открыл заседание, обозначив болевые точки сегодняшнего состояния государственного языка Российской Федерации.
В работе совета приняли участие известные писатели, педагоги, научные работники, деятели культуры.
24.10.2009 21:40:32 — кондратьев олег пишет:
"Реформаторы" уже и сюда лезут. Не успокоются, пока Россию не добьют.
«ЛГ» — рейтинг
Литература
«ЛГ» — рейтинг
Олеся Николаева. 500 стихотворений и поэм . — М.: Арт Хаус медиа, 2009. — 752 с.
За время своей творческой деятельности Николаева успела выпустить 10 сборников стихов, три книги прозы и даже три тома философско-богословских эссе. Подобная «всеядность», однако, не должна сбивать с толку и смущать читателей, малознакомых с творчеством поэтессы. Достаточно пристально вчитаться в её стихи, проникнуть в них, прочувствовать их, как всё становится на свои места. Здесь вам и философия, и тонкий лиризм, и многое другое. Критики до сих пор не могут определиться, к кому относить Николаеву — к традиционалистам или же к новаторам. На самом деле оба варианта имеют право на существование — слишком много, о многом и по-разному написано Николаевой, которая давно уже не нуждается в классификации и размышляет лишь о том, что её волнует: «Всё бедней чужие города и всё больше среди книг — потёртых. Гуще воздух, тяжелей вода… Все длиннее списки мёртвых».
В настоящую книгу вошли как старые произведения, так и новые, опубликованные впервые. Многие тексты восстановлены в первоначальной редакции, поскольку серьёзно подвергались советской редакторской и цензурной правке.
Владимир Воропаев. Николай Гоголь : Опыт духовной биографии. — М.: Православный паломник, 2009. — 318 с.: ил.
Книга одного из самых авторитетных отечественных гоголеведов выпущена к 200-летию со дня рождения классика. «Новизна предлагаемого нами подхода к биографии и творчеству Гоголя, — пишет автор, — заключается прежде всего в том, что мы рассматриваем их сквозь призму религиозного миросозерцания писателя. Гоголь был православным христианином, и его православие было не номинальным, а действенным — без учёта этого мы мало что поймём в его жизни и творчестве». В. Воропаев пристально всматривается в те моменты жизни писателя, которые связаны с его отношением к православию. Это и религиозность родителей; и соответствующая обстановка в доме; и постоянный, глубокий интерес к святоотеческой и богослужебной литературе; и паломничества по святым местам (Иерусалим, Оптина Пустынь, Свято-Троицкая Сергиева лавра); и тяга к иночеству; и круг знакомств, включавший, особенно в последний период, немало лиц духовного звания. В книге во многом по-новому трактуются отношения писателя с графом А.П. Толстым и отцом Матфеем (Константиновским), которым несправедливо приписывалась роковая роль в судьбе Николая Васильевича.