Есть и чисто российские барьеры — пространственные. В Западной Европе моногорода расположены на плотно заселённой территории и изначально имели неплохо развитую транспортную инфраструктуру. Можно было ежедневно перемещаться на 20–30 километров в другой город, найдя там работу. В России же, особенно в азиатской части страны, соседний город может находиться на расстоянии сотни километров. Поэтому экономика моногородов будет медленно, больно и тяжело адаптироваться, приобретать новые функции.
— К чему это приведёт? Какими потерями для людей, живущих там, обернётся? Возможно ли расселить такие города?
— Государственный бюджет — единственное, что держит моногорода на плаву.
Допустим, мужчина работает на машиностроительном заводе, который стоит. Однако если жена получает зарплату в социальной сфере, то семья как-то выживает. Разумнее и намного дешевле делать бюджетные вливания в развитие социальной сферы, даже понимая, что отдача будет не быстрой, чем затевать дорогостоящие и нереализуемые проекты переселения людей.
Население города после свёртывания промышленного производства становится на какой-то период избыточным, и для балансирования нужно максимально использовать естественно идущие процессы. Во всех моногородах, и не только в них, идёт миграционный отток молодёжи в более крупные города на учёбу. Оканчивают школу, уезжают и не возвращаются. Город стареет, депопулирует, сжимается, это неизбежный процесс. Нужно наконец осознать, что развитие «экономики пожилых» в России, как и реформа системы социальной защиты, неизбежны. Дальше можно смотреть, какие есть ресурсы и альтернативы развития.
Самый худший вариант — попытки «назначить» городу новую специализацию экономики. Вот, к примеру, сверху решили, что вместо металлургического завода в городе будет деревообработка или производство игрушечных автомобилей. А вы уверены, что этот бизнес придёт в город, да ещё при неразвитой инфраструктуре и низком качестве рабочей силы? Чиновники в России поразительно уверены в своих прогностических способностях, ведь деньги-то будут вкладываться не свои, а частного бизнеса.
Простых решений, увы, нет, как нет и короткого пути для решения проблемы моногородов. Нужны деньги, время и грамотная политика.
— А что происходит с городами Московской области?
— В городах Московской области до кризиса шло массовое строительство, люди покупали жильё, и не только местные и приезжие издалека, но и москвичи, которым не по карману московские квартиры. Развивались торговля, логистические функции, складское и жилищное хозяйство, рекреация, а значит, создавались новые рабочие места. У таких городов есть все шансы, чтобы сделать экономику многопрофильной, поэтому города Подмосковья абсолютно жизнеспособны. Кризис, конечно, отразится и на них, но после кризиса они будут развиваться быстрее.
— Культура, образование, здравоохранение — вот три области, где всегда не хватало инвестиций. Наверное, кризис ударил по ним особенно сильно?
— В 90-е годы, конечно, был провал, но по мере же экономического роста была осознана необходимость вложений в социальную сферу. В период экономического роста расходы бюджетов регионов на эти цели росли ежегодно, росла и доля этих расходов. Более всего увеличились расходы на соцзащиту, объём пособий и разных денежных выплат, хотя адресность этой помощи явно недостаточна.
Следующим шагом стали нацпроекты, которые финансировались отдельной строкой, но сейчас включены в состав бюджетных расходов регионов. То, что государство наконец-то повернулось не лицом, а хотя бы боком к социалке, — это важно и правильно, потому что мы — страна не только количественно депопулирующая, но и качественно. Качественные характеристики населения зависят от развития системы образования и здравоохранения, которые формируют человеческий капитал.
Другое дело, что акценты в нацпроектах, на мой взгляд, были поставлены не совсем верно. В нацпроекте по здравоохранению 25 % — это капитальные расходы, за счёт которых роются фундаменты под новые высокотехнологичные медицинские центры. Нынешний кризис показал, что это было неэффективное решение, строительство центров сейчас заморожено. Повышение зарплаты — очень важно, но почему поддержали только терапевтов, а не всех других специалистов? Таким же образом поддержали классных руководителей, а учителей-предметников обошли стороной. Видимо, только терапевты и классные руководители работают с населением, а остальные — нет.
Повысились финансирование «скорой помощи» и расходы на закупку лекарств, что дало ощутимые результаты — выросла ожидаемая продолжительность жизни населения. Самый большой прирост продолжительности жизни — на полтора-два года — произошёл в наиболее проблемных регионах с низким долголетием. Как ни мала на первый взгляд цифра, это много. Раньше «скорая помощь» не выезжала из-за отсутствия бензина, не было достаточного количества лекарств в больницах. Дополнительное финансирование по нацпроектам помогло смягчить эти проблемы, снизилась смертность населения, особенно в трудоспособном возрасте. Однако для поддержания здоровья стареющего населения, лечения сердечно-сосудистых заболеваний, рака нужны расходы совсем другого масштаба. И в этом, к сожалению, особых успехов нет.
— В последние годы на рынке труда действовал довольно жестокий возрастной ценз. Все работодатели искали молодых. Люди старших поколений зачастую получали от ворот поворот, хотя и были хорошими специалистами…
— У этой проблемы два разных тренда. В 90-е годы возрастные ограничения были чрезвычайно жёсткими, требовались молодые, энергичные люди, которые быстрее адаптировались к рыночной экономике и осваивали новые специальности. Эти ограничения существовали примерно до 2003–2004 годов. В последние три года быстрого экономического роста барьеры начали рассасываться из-за роста спроса на рабочую силу, уменьшилась жёсткость возрастных ограничений. Снизились не только возрастной, но и гендерный барьеры. В некоторых компаниях даже предпочитали брать на работу людей более старшего поколения, понимая, что человек с накопленным опытом принимает более взвешенные решения. Сейчас рынок труда сжался, предпочтение вновь отдаётся более молодым. Сократились и заработные платы, раздутые нефтяными сверхдоходами, особенно в столице.