В аренде пустующего дома на территории колхоза нам сразу же категорически отказали.
Он с острым любопытством взглянул на меня, тихо рассмеялся.
– Поселились мы на хуторе, в заброшенной бревенчатой избе, осевшей на один угол. До ближайшего села – километров пять, до магазина – семь. На дешёвые деньги мы опоздали. Их получила первая волна фермеров. Некоторые из них, сразу обжёгшись на земле, истратили кредитные деньги по-своему – стали владельцами магазинов в райцентре, построили новые дома, приобрели легковые автомашины. От этой волны на земле осталась лишь треть фермеров. Второй волне, в которую попали и мы, банки выдавали кредиты уже под высокий процент. А так как у нас не было ни кола ни двора, то нас профинансировали под залог будущего урожая. Купил я старенький колёсный трактор, один гусеничный и минимальный набор инвентаря…
В первый год мы с Лидой посеяли всё сами. Я водил трактор, а она стояла на сеялке. Я был хозяином, собственником и рабочим в одном лице. Идеальный вариант, как считали. Когда закончили сев, огляделись. Дом полуразрушен, колодец засыпан. Воды нет. А зима надвигается… Стал я искать строительную компанию. В молодые годы, работая в области, я знал о том, что сельское хозяйство обслуживают два мощных гиганта, самые крупные в стране министерства – Росмежколхозстрой и Минсельстрой. Возводили они не только фермы, дороги, но и жильё, школы, дома культуры, сельские больницы. Но тут оказалось, что их разогнали. Мастера разбрелись по миру. Кому строить? Города бурно обновляются, в двадцатипятикилометровой зоне вокруг них, как по волшебству, один за другим появляются коттеджные посёлки современного типа… А что происходит в глубинке? Там, где хлеб и сахарную свёклу выращивают? Здесь словно радиоактивная зона: всё вымирает. Нашёл я шабашников с Кавказа. Они кое-как подняли угол избы, затем взяли аванс под очистку колодца да исчезли. Остальное всё ремонтировал сам…
Смуглое, обветренное лицо Ефремова было невесело.
– Перед жатвой забарахлил трактор. А он в хозяйстве главный конь: ему не только пахать, но и отвозить урожай. Отправил я его чинить на ремонтный завод бывшей «Сельхозтехники». Но вскоре выяснилось, что это министерство тоже упразднили. Завод теперь частный, запчастей новых нет. Кое-как слепили мне «Беларусь», пригнали на хутор. Двигатель тут же заклинило. Плакали мои денежки! Тогда нашёл я мужиков из колхоза. Они в выходные дни на коленках починили.
Он вдруг с неожиданной силой ударил кулаком по столу.
– Зато пшеничка у нас удалась. Ох, удалась! Обмолотил я её, собрал около сорока тонн. Стал искать, кому продать. При социализме закупки зерна осуществлялись Министерством заготовок. Его тоже почему-то ликвидировали. А элеваторы и хлебоприёмные пункты сделали частными. Упразднили восемь министерств из девяти, обслуживавших деревню. Чтобы всем управлял рынок. Лишь Министерство сельского хозяйства оставили…
Накатывается зима, а у меня на хуторе только хилый сарайчик. Зерно всё в буртах лежит, под открытым небом. А тут дожди зарядили. Пришлось спасать хлеб – отвезти на приёмный пункт, сдать на хранение за грабительскую цену. Ищу покупателя. Обратился тогда и к тебе. Предложение покупателя было неплохое. Но губернатор запретил вывоз зерна за пределы региона. Иначе, по его расчётам, своего хлеба в области до осени не хватит. Месяца через два пришло время погашения кредита. Банк забрал всю пшеницу по бросовой цене. Я остался ещё и должен ему. Но продавать больше нечего. Даже на еду денег не хватит. Перебивались зиму тем, что вырастили на огороде… Утешались мыслями, что первый блин всегда комом.
Криво улыбнувшись, он продолжил.
– Взял я в помощь двух мужиков, исключённых из колхоза «Рассвет» за буйный характер. Лида теперь вела бухгалтерию, общалась с налоговой инспекцией и готовила нам еду. Ещё в первый год фермерства я понял, что выгоднее всего выращивать гречиху. Посеял её по своей технологии, с нормой высева в три раза меньше принятой. Одновременно очень хорошо удобрил. И она уродила так, что собрал её больше ста тонн. Ликовал, глядя на это богатство! Но цену нормальную мне никто не дал. Пришлось выжидать. На хлебоприёмный пункт везти опасно – не отдадут назад. Судиться потом с ними? Нет времени! В общем, ссыпал я семена в бурт, плёнкой укрыл. Начал понемногу приторговывать. В октябре, с первым снегом, разыгралась метель. Вихрем подняло плёнку и половину гречки разнесло по полям. Года три потом всходила…
Однажды хлеб у меня залило на корню. А на страхование посевов, как было до реформы, деньги государством не припасены. Остался ни с чем – на всю зиму 500 рублей и 3 мешка картошки. Ну а беда не ходит одна: снега выпало больше обычного. Гусеничный трактор садился дном на наст и, как пришпиленный жук, крутился на месте. Никто из нас не в силах был добраться до магазина. Мы так голодали, что наши работники предложили зарезать собаку. А по ночам меня грызли мысли: как заработать деньги? Как рассчитаться с долгами? Всё обдумывал, взвешивал, но выхода не находил. К тому же у меня стало болеть всё тело. Ведь приходилось работать на тракторах по 10–12 часов в сутки. В любую погоду..