И вдруг пожилой, благообразный человек, который стоял недалеко от меня (потом я узнал, что это был знаменитый ленинградский писатель Леонид Борисов), высоким, надтреснутым голосом громко крикнул: «Прости нас, Миша!»
Прокофьева как будто током ударило. Он дёрнулся и тоже закричал: «Панихида закончена! У гроба остаются только члены семьи!»
И все стали выходить из зала и спускаться вниз, в вестибюль. Через десять минут обе створки дверей подъезда раскрылись, к подъезду подогнали автобус и задвинули в автобус гроб. Буквально через минуту автобус тронулся.
Я стоял на улице и глядел, как прах одного из лучших и благороднейших русских писателей увозят на кладбище Сестрорецка…
Вино любви
До переезда в Москву я жил в Ленинграде и был там членом профкома драматургов, который объединял многих, кто работал для кино, театра и эстрады. А председательствовал в этом профкоме Донат Исаакович Мечик, являвшийся, кстати, отцом Сергея Довлатова.
И вот однажды Мечик вызывает меня к себе и говорит:
– Я не доволен тобой, Рейн, ты не несёшь никакой общественной нагрузки.
Я печально промолчал.
– Так вот, – продолжает Мечик, – мы решили тебя нагрузить и дать тебе поручение. Есть в нашем профкоме одна одинокая старушка, а сейчас она даже болеет. Возьми в кассе двадцать рублей, купи приличную курицу, каких-нибудь фруктов и шоколада и отвези ей, адрес я тебе сейчас продиктую.
И он продиктовал мне адрес, оказавшийся невероятной далью, за Выборгской стороной, тем самым местом, что остроумные ленинградцы прозвали ГДР, то есть «гораздо дальше ручья». Больше часа искал я этот адрес и эту старушку и наконец нашёл.
Жила она в однокомнатной квартире, которая поразила меня крайней непохожестью на всё советское. В комнате стояла потрёпанная, старомодная, но явно не советская мебель, на стенах висели афиши на иностранных языках и какие-то фотографии в замысловатых рамках.
Старушка весьма аккуратная, в седых буклях и в каком-то лиловом капоте, очень обрадовалась моему приходу, курице, апельсинам и шоколаду, предложила мне присесть и принялась угощать меня чаем. Я сел в трёхногое плюшевое кресло и увидел, что прямо напротив меня висит на стене фотопортрет довольно большого формата и на нём запечатлён в полный рост человек в белом смокинге, на фоне балюстрады – не то балкона, не то веранды. Лицо у этого человека тоже было не советское: волосы расчёсаны на прямой пробор, уверенный взгляд, и я точно мог сказать, что никогда его не видел.
– Кто это? – не удержался и спросил я.
– Неужели вы его не узнаёте?
– Нет, – сокрушённо сознался я.
– А в своё время его все узнавали.
– А всё-таки?..
– Это – Пётр Лещенко.
И тут в моей голове что-то составилось. Заграничная мебель, эта мало на кого похожая женщина, старые фотографии.
– А кто же вы?
– Меня зовут Мария Станиславовна Квятковская, и я двадцать лет была его спутницей, и не только спутницей, это я сочиняла стихи для его песен.
– Так это вы сочинили тексты для всех его знаменитых танго тридцатых годов?
– Вот именно.
– Так это вы написали «У самовара я и моя Маша» и «Вино любви»?
– И не только.
«Боже мой, – подумал я, – вся страна поёт её стихи, а она доживает здесь, в ГДР, и радуется курице и плитке шоколада», – и я встал перед ней на колени на сильно потёртый коврик и поцеловал её старческую руку.
На ней, то есть на руке, был какой-то перстенёк, но не было обручального кольца. Старушка оказалась довольно проницательной и всё моментально сообразила.
– Да, мы не были с ним формально женаты, но двадцать лет жили вместе. Когда он во время войны решил открыть ресторан в Одессе, я так отговаривала его и ведь как в воду глядела. Я в Одессу не поехала, осталась в Бухаресте, а Петю Одесса погубила.
О печальном конце Петра Лещенко в лагере я знал и не стал её больше расспрашивать, не стал растравлять и без того незаживающую рану.
Потом Мария Станиславовна достала альбом с пластинками и завела ещё довоенный патефон. И я снова услышал всю эту ностальгическую музыку, стихи моей хозяйки и дивный тенор погибшего певца.
Поздно вечером на последнем автобусе я возвращался домой и невольно напевал: «Проходят и народы, и нравы их, и моды, но неизменно вечно одно любви вино…»
Да воистину так!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Литинформбюро
Литература
Литинформбюро
ЛИТПАМЯТЬ
В Шуе, на родине К.Д. Бальмонта, состоялся литературно-музыкальный вечер, приуроченный к 67-й годовщине со дня кончины поэта. В Павловском концертном зале звучали стихи и романсы на слова К.Д. Бальмонта, А.С. Пушкина, С.А. Есенина. Один из номеров был посвящён находившейся в зале дочери поэта Светлане Шаль (США).
Во время ставших уже традиционными на Белгородчине Дней литературы прошли первые чтения, посвящённые жизни и творчеству уроженца этих мест, автора книги «Крестьяне о писателях», которая получила высокую оценку А.М. Горького, писателя, педагога, просветителя Адриана Митрофановича Топорова.
В Воронежском доме литератора состоялась презентация книги стихов замечательного русского поэта Павла Леонидовича Мелёхина (1939–1983) «Разлить тепло по свету». Воспоминаниями об авторе поделились писатели Евгений Новичихин, Виктор Будаков, Олег Ласунский, Владимир Шуваев, главный редактор Центрально-Чернозёмного книжного издательства Юрий Кургузов, сестра поэта Валентина Мажулина-Мелёхина и другие.
ЛИТФАКТ
45 лет назад была образована Белгородская областная писательская организация – ныне региональное отделение Союза писателей России.
ЛИТПРЕМИИ
В Государственном музее В.В. Маяковского состоялся торжественный вечер, посвящённый награждению Международной премией имени Владимира Маяковского деятелей искусства. Учредителями премии являются Государственный музей В.В. Маяковского, редакция «Литературной газеты» и ассоциация «Русский мир» (Италия). Лауреатами премии за 2009 год стали: художественный руководитель ГУК «Московский театр «Эрмитаж» Михаил Левитин, народный художник России Иван Лубенников, поэт Роберт Рождественский (посмертно). Почётных дипломов были удостоены: президент ассоциации «Русский мир» (Италия) Анна Роберти, кинорежиссёр, директор «Творческого объединения «Мир искусства» Сергей Тютин, скульптор Фёдор Фивейский.