В обыденной же жизни – незлобивый и незлопамятный человек. Не помню случая, когда бы он кого-то уволил, строго наказал. Накричать, не сдерживаясь, – да. Первое время совместной работы меня такие эпизоды здорово выбивали из колеи. Видимо, поняв это, А.Б.Ч. объяснил: «Вы знаете, почему я ору? Орать мне велел мой доктор. Чтобы не было инфаркта или инсульта, сказал он, орите. Вам это необходимо для здоровья».
Выкричавшись, А.Б.Ч. тут же внутренне ставил точку на данной ситуации и затем продолжал общение, словно ничего не произошло.
Вообще же он ценил в людях воспитанность, умение себя вести. О тех, кто не обладал этими качествами, говорил: «Что вы хотите, воспитывался без гувернанток».
Был какой-то повод задать А.Б.Ч. вопрос: «Александр Борисович, вы не обиделись?» Он посмотрел на меня с искренним недоумением и нравоучительно произнёс: «Я обижаюсь только тогда, когда уверен, что меня хотели обидеть. Обижаться в других случаях – значит быть дураком».
Твёрдо держа в руках управление газетой, А.Б.Ч. никогда не вмешивался в мелочи, рутинные составные её производства. Читал только важные материалы. Если что-то не нравилось, сам не правил, а говорил, как надо сделать. К полемическим же заметкам относился с особым вниманием. Не раз бывало, что сам их переписывал. Садился где-нибудь в уголочке и через 10 минут давал свой вариант со словами: «Вот как надо писать такие вещи!»
Полемистом Чаковский был отличным. Вступать с ним в словесный поединок было делом безнадёжным. Если не хватало аргументов, А.Б.Ч. подавлял оппонента неудержимым напором. Его умению высказать и отстоять свою точку зрения оставалось только завидовать. Типичный случай: телеведущий задаёт ему вопрос, скажем, о теме труда в советской литературе. А.Б.Ч. говорить об этом неинтересно.
«Это действительно очень важная тема, – отвечает он, – и мы к ней обязательно вернёмся. Но прежде я бы хотел обсудить вот что…» – и излагает то, что его по-настоящему увлекает или тревожит.
Александр Борисович был чужд приобретательства. Жил на литфондовской даче в Переделкине. Единственной собственностью была «Волга», которой пользовалась его жена Раиса Григорьевна. Служебная машина использовалась именно как служебная. Единственный предмет роскоши, который я у него видел, – часы «Ролекс». Маленькая прихоть большого человека. «Когда где-нибудь в отеле портье видит у меня на руке эти часы, он сразу понимает, с кем имеет дело, и ведёт себя соответственно», – объяснял А.Б.Ч.
Судьба каждому отпускает свой срок, чтобы проявить всё, на что человек способен. Пушкин в одном из писем писал: писать стихи можно до 30 лет. Редактировать одну из газет мирового значения можно тоже только до определённого возраста. Чаковский покинул свой пост в 1988 году по предложению ЦК КПСС. Время наступило такое, что по возрасту и состоянию здоровья он уже не мог твёрдо держать в руках редакцию.
Чаковский оставил газету в зените популярности. Оставил с фантастической по нынешним временам финансовой и производственной базой, инфраструктурой в виде дачных посёлков, детских учреждений, Дома творчества в Абхазии и прочего.
Александр Борисович Чаковский умер 17 ноября 1994 года. Похоронен на Новокунцевском кладбище.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Так мы начинали
Эпоха
Так мы начинали
«ЛГ»-ДОСЬЕ
Виталий Александрович Сырокомский стал первым замом Чаковского за полгода до выхода толстой «Литгазеты». Через неделю он пригласил из «Вечёрки» меня, ещё через неделю Рубинова, а спустя ещё неделю Смоляницкого. Эти приглашения не были случайными, ибо поначалу коллектив газеты принял нового первого зама в штыки, и Сырокомскому нужны были, как принято говорить, свои люди – ситуация обычная и вполне нормальная.
Поначалу я работал спецкором отдела писем, который возглавлял Залман Румер – попросту Зяма, бывший лагерный сиделец, всеобщий любимец, человек весёлый, очень энергичный. А месяца через два меня назначили первым замом ответственного секретаря, поручив заниматься архитектоникой будущей 16-страничной газеты и подготовкой её макета. Кстати, рисовал макеты полос художник Икар Маргодин. Обычно он приносил свои варианты вечером, и мы засиживались допоздна. А однажды оставили макетные полосы на ковре в кабинете, договорившись продолжить обсуждение утром. Но утром… Уборщица решила: если бумаги лежат на полу, их надо выбросить. Скандал был громкий, директор издательства даже послал людей на свалку разыскивать пропавшие полосы.
Но это были мелочи жизни. События покрупнее разворачивались в коллективе газеты. Сырокомский, как говорится, дал маху: опубликовал в «старой» «ЛГ»… кроссворд. Что тут началось! Под лозунгом «Хочет превратить «Литгазету» в Вечёрку!» старожилы стали готовиться к решительному бою. План был избран такой: провести общередакционную летучку с приглашением стороннего обозревателя, а именно – главного редактора журнала «Журналист» Егора Яковлева. Мой непосредственный начальник ответсекретарь «старой» газеты Юрий Комаров (кстати, человек очень приличный, мягкий, интеллигентный, который по неизвестным мне причинам не сошёлся с Сырокомским и вскоре ушёл из газеты) не одобрял затею оппозиционеров, которые, по его словам, договорились с Яковлевым, чтобы он что есть силы «вдарил» по новому первому заму.
Но Егор Яковлев уже в те годы был, что называется, парень не промах. Вся редакция собралась на его доклад, нетерпеливо ожидая крупного скандала. Однако обозреватель ни единого слова, порочащего Сырокомского, не произнёс. Видимо, он решил схитрить и…
А дело в том, что незадолго до летучки я по наводке Зямы опубликовал подвальный материал под названием «Голодовка врача Фёдоровой». Суть его была в том, что в подмосковном санатории «Шишкин лес» из-за ссоры с директором врач Фёдорова объявила голодовку – для 60-х годов дело крайне скандальное. Но на её беду, в санатории часто отдыхал известный в те годы писатель М.Г. Брагин, фронтовик, автор знаменитой книги «Кутузов», написанной по заказу Сталина. С Брагиным меня познакомил Сергей Михалков, и мы были в добрых отношениях. Вот Михаил Григорьевич и рассказал мне, что Фёдорова – дочь начальника одного из сталинских лагерей, выросла в соответствующей атмосфере и голодовку инсценировала, атакуя директора санатория. И верно, когда я внезапно приехал в «Шишкин лес», то застал «голодающую» за завтраком. В итоге получился нормальный газетный очерк, на который, кстати, пришло много читательских откликов.
Но ведь в «Литгазете» я был «человеком Сырокомского». И Егор Яковлев, никак не затронув тему кроссвордов, чего от него ждали, весь свой праведный гнев обрушил на мой очерк, недвусмысленно давая понять, что «новая метла» привела к снижению уровня и изменению профиля газеты. Маневр был настолько прозрачным, что вызвал у оппонентов Сыра глубочайшее разочарование. Они-то надеялись после критики со стороны главного редактора журнала «Журналист» дать Сырокомскому настоящий бой, а Егор вильнул в сторону…