Ложились тени,
Скрещенья рук, скрещенья ног,
Судьбы скрещенья.
Эти стихи стали в своё время сенсацией. Им подражали. Книга, посвящённая Цветаевой, называлась «Скрещение судеб». Даже суровый Ярослав Смеляков, ныне благополучно забытый, как и многие классики советской поэзии, написал этим же размером и в этом ритме стихотворение о югославских партизанах «Югославская свеча».
У Пастернака было звериное чутьё на время. В своей внутренней эволюции он прошёл путь от невнятицы футуристических опытов десятых годов прошлого века до стихов последней поэтической книги «Когда разгуляется» (1956–1959), полных веры и глубочайшего внутреннего смирения:
Природа, мир, тайник вселенной,
Я службу долгую твою,
Объятый дрожью сокровенной,
В слезах от счастья отстою.
Судьба была исполнена. Жить оставалось несколько кратких лет. Он отстоял свою службу.
Сегодня принято, скорее, читать о поэтах, чем перечитывать самих поэтов.
А что если просто возьмём и перечитаем Пастернака...
Сергей МНАЦАКАНЯН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
Формат не имеет значения
Литература
Формат не имеет значения
ОБЪЕКТИВ
Виктор Перегудов. Сад золотой. – М.: Художественная литература, 2009. – 408 с.
Если рассуждать о настоящей прозе, то количество страниц, по-моему, не имеет принципиального значения – ведь даже в небольшой миниатюре порой можно сказать не меньше, чем в солидном романе. Именно об этом задумываешься, читая книгу Виктора Перегудова «Сад золотой», в которой писатель собрал свои разножанровые произведения малого формата, большую часть которых составляют рассказы, новеллы, мемуарные миниатюры и дневниковые записи.
В аннотации к сборнику сказано: «Автор смотрит на жизнь, как на сад золотой, над которым грохочут грозы». Эти простые с виду слова точно попадают в цель, цепляя читательское сердце, подобно безыскусному, но очень поэтическому названию повести Константина Паустовского «Золотая роза». И дело здесь вовсе не в перекличке эпитетов, а в той естественной степени высказывания, которую нельзя сочинить или у кого-то позаимствовать, а можно только органично выдохнуть.
Основу книги составили три её первых раздела – «Сапсан», «Исполнение зарока» и «Мальчик», включающие в себя лирико-философские, а порой и детективно-сюжетные вещи, в которых как бы в «зашифрованном состоянии», растворяясь в художественных образах, прошивающих собой всю ткань повествования, оказался изложенным нравственный кодекс автора.
Таков, к примеру, рассказ «На белом фоне», идейно-смысловым центром которого выступает удивительно метафорический образ бабочки. Не похожий на других персонажей герой рассказа постоянно носит в своём сердце некую, казалось бы, абсолютно бредово-абсурдную идею. «Для очень важного дела мне нужна зимой живая бабочка, – говорит он. – Настоящая, которая летит на свет лампы, если летом на открытой веранде сядешь пить чай или пиво…» Но для чего же, спрашивается, она ему необходима? А вот для чего. Оказывается, в душе каждого человека размещается целый многоликий (или правильнее сказать – многомордый?) зверинец, в котором обитают заяц трусости, шакал подлости, змея предательства, лемур лености. И если бы перед этим внутренним зоопарком затанцевала вдруг бабочка, то населяющие его «кошмарные звери» завороженно смотрели бы на её танец и затихали, и тогда герою с бабочкой в душе было бы легче жить и легче справляться со своими страстями и пороками. Потому что судьба или другая высшая сила как раз и наказывает нас за неблагополучие духа – слабость принципов, подверженность соблазнам и т.д.
Вот и в истории героя этого рассказа сплетаются в тугой узел сразу три человеческие судьбы: психопата, писателя и «обыкновенной святой». И проступает сквозь все трагические перипетии главное: когда человек преступает нравственный закон, за это непременно приходит расплата, и потому каждому, словно некая охранная грамота, необходима зимой и летом живая бабочка, сберегающая в чистоте его дух.
В том же ряду стоит и рассказ «Жалость», герой которого задаётся вопросом: «Разве мне жалко кого-нибудь в этом мире, где мало кто кого жалеет, кроме себя? Жалость – это высокорасходное чувство, оно ослабляет энергетику личности. Батарейки в душе садятся. Всех не пережалеешь…» Так что же теперь, спрашивается, надо быть ко всему равнодушным? А что делать с убежавшим из секретной части тамбовским пареньком Колей Сергеевым? Оставить одного среди гадюк, обвивших его тело в злосчастной яме, где он опрометчиво спрятался, и даже не попытаться выручить его, не спасти от грозящей ему гибели? Спасти, говорит герой и безрассудно кидается рубить сапёрной лопаткой мерзких шипящих тварей. А потом по великому закону бытия он будет и сам спасён Колей Сергеевым от неминуемой смерти, заблудившись в буранной ночи.
Древняя мудрость гласит: «Сделай добро, брось его в воду и забудь, и оно вернётся к тебе с неба», тогда как «стрела злобы, пущенная тобой в человека, облетит вокруг земли и вонзится тебе в спину». Вот каждый и выбирает для себя в критические минуты жизни тот или иной путь в зависимости от нравственного закона, живущего или не живущего внутри него.
Заканчивается рассказ символическим тезисом: «Такая собачья жизнь, что теперь во мне родилась уверенная надежда: всё должно пойти к лучшему. И в Чечне, красной от крови, и в Казахстане, где зимой бураны, летом пыльные бури, а весной такие тюльпаны – голова кружится… И в России всё пойдёт к лучшему. Я знаю».
История человеческого одиночества, рассказанная в повести «Исполнение зарока», звучит как приговор тому, кто рассматривает своего ближнего единственно как конкурента или пешку в шахматной партии жизни. И как спасение для того, кто прозрел душой и понял, что спасти себя можно лишь спасением того, кто рядом.
По-видимому, таково уж веяние сегодняшней эпохи, что от человека требуется скорейшая реакция на всё, что в ней происходит, максимально оперативное осмысление текущего момента. Быстрота происходящих вокруг нас (да и с нами самими тоже) перемен практически не оставляет времени на живописание широких эпических полотен, ритм жизни напряжён до предела, в нём нет свободных лакун, и в те короткие паузы между делами, которые иногда всё же случаются, успеваешь запечатлеть на бумаге только самое главное – мелькнувшую мысль, мимолётное впечатление, произошедший факт, испытанное чувство, всплывшее из юности воспоминание, родившуюся только что строчку будущего стихотворения или замысел ненаписанного романа… Собственно говоря, именно то, что и представляет собой содержание души писателя. То есть проекцию того, что происходит сегодня с людьми и со страной, на свод его этических, эстетических, религиозных и гражданственных ценностей. И если три первые части книги «Сад золотой» составлены из новелл и рассказов, то четвёртая («Семь тетрадей») полностью состоит из дневниковых миниатюр, страниц из записных книжек или мимолётных записей, порой не превышающих размером одной лаконичной строчки, например: «Когда пишешь, не забывай, что Бог умеет читать».