В ситуации легко разобралась молодой следователь Гагаринской прокуратуры Олеся Скворцова. А днём раньше в телепередаче «Лицом к городу» мэр Москвы Юрий Михайлович Лужков в связи со звонком в студию обронил следующий пассаж: «На месте того старика (Н.П.) я поступил бы точно так же».
Короче говоря, я всё ещё на воле, хотя за истекшее время отметился на койках пяти московских клиник.
Вот такой криминальный сюжет.
На следующий день после кошмарной ночи за мной приехала бригада «скорой помощи». У подъезда нашего дома медиков встретила толпа жильцов. До дверей кареты каталку проводили с криками «Ура! Ура!»
…По возвращении из больниц домой взял я в руки стило. Не думал и не гадал, что из-под пера выльется персональное журналистское расследование по поводу пережитого.
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии:
«Дóговор», разделивший нас на два лагеря
Человек
«Дóговор», разделивший нас на два лагеря
ВОЗВРАЩЕНИЕ К ТЕМЕ
Стоит ли ломать голову над вопросом о том, где ставить ударение в слове «договор» – на третьем слоге или на первом? Другое дело, например, со словами «мýка» и «мукá», «зáмок» и «замóк», где от ударения зависит их значение. Другая ситуация со словами «творóг» и «твóрог». Вариативность ударений в них уже давно узаконена в нормативных словарях. Почему бы к ним не присоединить диаду «дóговор – договорá», да присовокупить к ним заодно и другие формы, до сих пор не признаваемые литературными?
Законсервировать язык в неизменном состоянии невозможно. Вопрос об ударении в слове «договор» и о форме множественного числа от него возник не сегодня. Довольно основательно он обсуждался в 60-е гг. прошлого века ещё К.И. Чуковским в его книге «Живой как жизнь». Он, в частности, писал: «Не так-то легко оказалось побороть инстинктивное отвращение к формам: инженерá, договорá, площадя´, скоростя´… очевидно, одной логики мало для принятия или непринятия того или иного языкового явления. Существуют другие критерии, которые сильнее всякой логики... Мы можем сколько угодно доказывать и себе и другим, что то или иное слово и по своему смыслу, и по своей экспрессии, и по своей грамматической форме не вызывает никаких нареканий. И всё же по каким-то особым причинам человек, который произнесёт это слово в обществе образованных, культурных людей, скомпрометирует себя в их глазах».
Вот как старый сказочник, в частности, писал о возможности склонять слово «пальто»: «И как бы ни были убедительны доводы, при помощи которых я пытался оправдать склоняемость слова пальто, всё же, едва я услыхал от одной очень милой медицинской сестры, что осенью она любит ходить без пальта, я невольно почувствовал к ней антипатию. И тут мне сделалось ясно, что, несмотря на все свои попытки защитить эту, казалось бы, совершенно законную форму, я всё же в глубине души не приемлю её. Ни под каким видом, до конца своих дней я не мог бы ни написать, ни сказать в разговоре: пальта, пальту или пальтом».
Подобную ситуацию переживают лингвистически образованные люди по отношению к формам «дóговор – договорá» и иже с ними. Тонкое чутьё языка не позволит им принять эти формы даже под дулом пистолета.
Формы «договóр – договóры» и «дóговор – договорá» делит всех людей, говорящих на русском языке, на два лагеря. Диалог между ними почти невозможен. Носителям второй диады нет никакого дела до культурно-речевых споров. Чаще всего они о них и слыхом не слыхивали. Как говорили всю жизнь «дóговор» и «договорá», «звóнит» и «сосредотачиваться», «обеспечéние» и «квáртал», так и будут говорить до скончания века. Но следует ли отсюда, что кодификаторы языковых норм должны идти у них на поводу? Нет, не следует: нормативные словари должны учитывать не только статистику распространения языковых форм, но и просветительское назначение этих словарей. Кодификация форм «дóговор» и «договорá» в наше время особенно неуместна. У нашего народа выработалась аллергия против реформ, которые, как правило, ни к чему доброму у нас не приводят. На этом фоне узаконивание нелитературных форм в качестве литературных воспринимается как покушение на самое святое – на наш «великий и могучий» русский язык.
Валерий ДАНИЛЕНКО, зав. кафедрой общего и классического языкознания ИГЛУ, доктор филологических наук, профессор, ИРКУТСК
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,3 Проголосовало: 3 чел. 12345
Комментарии: 10.02.2010 18:11:42 - Дмитрий Дзибушевич Кокаев пишет:
Ударения.
Согласно новым словарям, Ставь ударенье - там и сям. Реально, как бы всё равно, Но кофе - ОН, а не - ОНО! Дмитрий Кокаев.
Визит к даме
Человек
Визит к даме
ДРАМАТИЧЕСКАЯ МЕДИЦИНА
Похоже, лечить надо всё наше общество…
Нынче все новостные программы начинаются одинаково. Или с убийства, или с дорожно-транспортного происшествия со «скончавшимися на месте», или с падения самолёта. Если не милиционеров подорвали, то инвалиды сгорели. Если не автобус в пропасть сорвался, так «гидроудар» с человеческими жертвами. Весь этот негатив – «каждому телезрителю свой персональный труп» – обрушивается на наши головы уже два десятилетия, и людская психика не выдерживает.
Три часа ночи. Дверь открывает женщина средних лет, одетая в восточном стиле. Воздух в квартире удушливо пропитан благовониями. На полу и стенах разноцветные циновки, на полках в ряд нэцке.
Женщина навзничь валится на диван, картинно закинув руки за голову, часто дышит, глаза прикрыты.
– На что жалуетесь?
– Доктор, мне плохо.
Присаживаюсь на табурет у изголовья и начинаю мерить давление, считать пульс. Пациентка беспорядочно двигает руками, хватая меня то за руки, то за колено. Измеряю всё повторно. Никаких отклонений от нормы.
– Так что всё-таки случилось?
– Ой, я сейчас потеряю сознание.
– Хорошо, я посижу рядом и подожду. Как потеряете, буду принимать меры.
Потеря сознания тут же испарилась. «Больная» резко усаживается на диване и спрашивает в упор: «Вы с какой подстанции? Какой номер вашей бригады? Я буду жаловаться! И вообще у меня в доме ведётся скрытое видеонаблюдение, чтоб вы знали».