Выбрать главу

Очевиден факт феноменального явления, которое стоит за именем Чингиз Айтматов, – непостижимый дар выражать в своём творчестве общечеловеческое и выразить при этом себя и своё время, не обыденное, а то, которое открывается художнику Айтматову.

Один из самых известных исследователей творческой деятельности писателя Г. Гачев так говорит о его писательском труде: «Творчество Чингиза Айтматова становится фактом не только киргизской, не только общесоветской, но и русской литературы. Ибо им влиты в русскую литературную традицию такие сюжеты, мифологемы, образы которых русский по происхождению писатель и на материале русской жизни создать не может; но русский литературный процесс (как ещё и сход и сток ныне многих разных русел русскоязычных литератур национальных республик) без них становится немыслимым».

Улданай БАХТИКИРЕЕВА,   доктор филологических наук

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345

Комментарии:

Свет книги

Cовместный проект "Евразийская муза"

Свет книги

ПРОЗА  КАЗАХСТАНА

Миниатюра

Герольд БЕЛЬГЕР

Известный казахстанский писатель Герольд Бельгер, пишущий на казахском, русском и немецком языках, недавно отметил свой 75-летний юбилей.

В мою жизнь книга вошла робко. Я только-только научился складывать буквы в немецкие и русские слова, как разразилась война и наша семья переехала в маленький казахский аул на берегу Ишима. Книг, соответствующих моему возрасту и потребностям, не оказалось. Медицинские справочники отца не возбуждали во мне интереса к чтению. Между тем надвигалась пора учиться, а мой запас казахских слов был явно недостаточен, чтобы пойти в местную школу (русская же находилась в двадцати пяти километрах), и тогда, спасая мои ликбезовские познания, отец заставлял меня ежевечерне при подслеповатой лампе-семилинейке читать вслух «Краткий курс ВКП(б)». Выгода от этого, как я понял позже, была двойная: я учился бегло читать, отец же повышал свой идейно-политический уровень.

Потом я выменял учебник немецкого языка для пятого класса; в кузнице старика Жайлаубая нашёл книгу «Удар и защита» – о видах оружия с древнейших времён; приятель Аскер подарил потрёпанный том Джамбула, напечатанный латинским шрифтом; отец где-то раздобыл дивную книжку «Синопа – маленький индеец», которую я вскоре зачитал до дыр.

Так я подружился с книгой. И свет её манил, будоражил.

Конец сороковых годов был для меня периодом запойного чтения. Читал всё, что было доступно в послевоенном ауле. Главным образом, на казахском языке. Учительница русского языка и литературы, Мария Петровна Егорова, светлой души и незаурядного образования человек, привила мне, наивному аульному подростку, навыки систематического, осмысленного, серьёзного чтения. Оно стало потребностью, а книга незаметно, исподволь формировала неокрепшую душу, внося в мои хаотические представления и ощущения смысл и лад.

Думаю, писатель обязан задавать вопрос: «Для чего он пишет? Что он хочет?» Этот же вопрос вправе задавать ему читатель. Если писатель пишет просто так, ради самого письма или для удовлетворения мелкого тщеславия, то это и нелепо, и горько. Читателя не обманешь: он тоже начинает читать просто так, для времяпровождения, от скуки. Ведь хорошие писатели, как говорил А.П. Чехов, «куда-то идут и вас зовут туда же, и вы чувствуете не умом, а всем своим существом, что у них есть какая-то цель, как у тени отца Гамлета, которая недаром приходила и тревожила воображение».

Увы, в потоке книг, выпускаемых нашими издательствами, многие никуда не зовут, не ведут, не волнуют, не тревожат воображение. Листаешь иную новинку и недоумеваешь: ни мысли, ни любви, ни боли. Для чего написано? Разве лишь для того, чтобы множить леность ума, небрежение, равнодушие.

Досадно… Каждый писатель и пишет-то в конечном счёте по мере разумения и способности ради одной-единственной цели: умножить добро, человечность, искренность, близость, душевность и тепло людских сердец. Ради той же цели, надо полагать, и книги читаются. Чтобы приобщиться к добру и умножить добро. Настроить душу на светлый лад. Проникнуться сочувствием к человеческим тревогам и болям.

Всё взаимосвязано.

Чтение – труд. Об этом мало говорят. А ведь неблагодарное дело – писать и читать для забавы. В угоду сомнительной простоте, пресловутой доступности и занимательности мы часто, сами того не ведая, насаждаем лёгкое, поверхностное, машинальное чтение. И читатель, похоже, привыкает к этому. Проглатывает всё с непостижимой лёгкостью. И мы упоённо рассуждаем об огромных тиражах и поём дифирамбы в адрес всеядного читателя. А что хорошего?

Подлинная литература должна ориентироваться на индивидуальность, на личность. Иначе всуе говорить о развитии. Ч. Айтматов заметил, что круг его читателей сужается. Однако это не даёт повода для тревоги. Действительно, ранние его повести количественно пользовались большим успехом, чем, скажем, «Пегий пёс, бегущий краем моря» или «И дольше века длится день». Но значит ли это, что Ч. Айтматов стал писать хуже? Отнюдь! Он стал писать по-другому: сложнее, глубже, глобальнее, если можно так выразиться. И читатель, которого называют широким, просто-напросто не успевает расти за ним, дорасти до него.

Не стоит обольщаться массовым потреблением литературы. Вопрос ведь в том – какой литературы. Серость тоже бывает разномастной, а массовый читатель – слишком разный. Социологи ещё не изучили, какой он, что читает, как читает, для чего читает. А надо бы…

Банальность.

Не всё благополучно в писательском деле. Заметна усталость от длинных речей и скучных книг.

Не всё благополучно в издательском деле. Нет заслона перед потоком, давно именуемым мутным.

Может, в идеале эти проблемы неразрешимы? Не знаю. Но стремиться к их разрешению, очевидно, надо.

Трудно написать хорошую книгу. Непросто её издать. Но её ещё нужно сделать достоянием читателя. О ней нужно говорить. Умело и честно. Помня при этом лапидарную формулу И. Бехера: «Меньше – значит больше».