«Меч князя Вячки», «Железные жёлуди», «Назови сына Канстантоном» – романы, которые можно читать в отрыве друг от друга. Леонид Дайнеко, чутко относящийся к слову, художник, способный вовремя поставить точку, не создаёт многотомную эпопею. Он пишет о вчерашней и сегодняшней жизни, хотя материалом для писателя служит лишь только время ушедшее. На мой субъективный взгляд, белорусская литературно-художественная критика ещё не отдала должного внимания Леониду Дайнеко, хотя романы его и изучают в школе, а среди наград писателя и Государственная премия Республики Беларусь имени Кастуся Калиновского.
И ещё Леонид Дайнеко остаётся поэтом. Думаю, что к его книгам стихотворений «Моя весна сороковая», «Вечное мгновение», «Снежинки над огнём» добавятся и новые поэтические книги.
Максим ШАЦКИЙ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Я видел сны о снах...
Совместный проект "ЛАД"
Я видел сны о снах...
Леонид ДАЙНЕКО
***
Среди полей, ночною мглой укрытых,
Прислушайся – и в сердце долетит
Печальный звук,
давным-давно забытый,
Неясный шёпот, что со тьмою слит.
Чей голос над полями пролетает?
Шум леса или тайный взмах крыла?
Или звезда рыдает молодая,
Что над могилой матери взошла?
***
Я видел сны о снах...
Роскошных зданий пышные громады
И женщин, как богинь,
И рыцарей в железных латах,
И косы ив плакучих под дождём,
И мокрый блеск кирпичных
красных стен,
И мраморных среди деревьев нимф,
А в озере на острове – беседку.
И чей-то бледный, слабый силуэт...
Там жизнь мне неизвестная текла.
Оружие там каждый день острили,
Собак и слуг сурово муштровали,
Читали Библию, сидели у камина,
Задумчиво смотрели на огонь.
И жил там Бог. Он звался – Ожиданье.
Томительно-глухое ожиданье
Необратимых лютых перемен,
Кровавой сечи, головы рубившей,
Сметавшей их острейшим палашом.
И диких женских криков:
«Болесь, где ты?!
Скорее в Вильню!
Едем! Где ты, Болесь?!
О, Матерь Божья!»
А затем – молчанье.
Разруха... И зола... И горький прах...
Я видел сны о снах.
***
Тоска и страх смотреть на снег
И знать – нас время судит –
Был в мире Первый человек,
Последний тоже будет.
Что он увидит в страшный миг
Среди просторов неживых?
Что скажет мёртвым городам
Антиадам?
***
Беларусь, ты не забыта.
Ты в душе, как Божий Знак.
Хата... Конюшина... Жито...
Бульба… Бусел – вечный птах…
Беларусь, ты вся из пашен,
Из лесов, озёр, лугов.
Беларусь, ты вся из наших
Белорусских светлых слов.
Зима
Никуда от печали не деться,
Хоть заплачь, хоть
в могилу ложись...
В ледяных и метельных одеждах
Вновь, зима, ты пришла в мою жизнь.
Я люблю твои чёрствые звуки.
Не молчи, поскули у дверей,
Протяни мне холодные руки.
Своим холодом сердце согрей.
Вновь камин я дровами наполню,
Обожжёт уголёк мне ладонь.
Я стерплю. Я навеки запомню
Белый снег твой и красный огонь.
***
Ну вот и смолкает певучая лира.
Закончился век. Разъезжаются гости.
Как жаль, но великий язык Шекспира
Не выучил я, хоть
в костёр меня бросьте.
А ливень шуршит
над землёй перегретой,
Окрестный ландшафт и скупой,
и неброский.
Как жаль, но уж выросло
дерево где-то, –
На гроб из него и напилят мне доски.
И только молитва от грешного мира
Нам душу врачует
на скорбном погосте.
Ну вот и смолкает певучая лира.
Закончился век. Разъезжаются гости.
***
А жизнь нам всё чаще лжёт и лжёт,
Звенит тишина пустая.
Город не тот. Дом не тот.
Вывеска – не такая.
Машины торопятся на бензопой,
Слышится скрежет трамвая.
Асфальт не такой. Бульвар не такой.
Людская толпа – не такая.
Вытру туман своей бородой,
Пешком дойду до Китая.
Путь не такой. Дождь не такой.
Песня дождя – не такая.
Душа не желает жить сиротой.
В космос душа отлетает.
День не такой. Век не такой.
Планета (и та!) – не такая.
***
В той жизни, что – до двадцати,
Хотелось мне свой путь найти.
В той жизни, что – до двадцати,
Мечтал я белый свет пройти.
А жизнь цвела, как дикий сад.
Урал, Донбасс, Калининград...
Бетонка, тропка, лес густой –
Всё в жизни той.
Я шёл, я плыл, я пиво пил.
Я всё впервые совершил.
Я выше облака летел.
Я жить хотел.
Любовь... Измена...
Радость... Страх...
Горело солнце на ножах,
Что зло врезались в тело мне, –
И кровь пылала на стене...
Где мне счастливей миг найти –
Здесь или там – до двадцати?
Грохочет лет моих тамтам:
Конечно ж, там!
Конечно ж, там!
Где первый шаг, где первый след,
Где столько радостей и бед,
Где я себя лишь сам творил,
Бессмертным был.