архимандрит Тихон (Шевкунов Г.А.) – наместник Сретенского ставропигиального мужского монастыря Русской православной церкви в г. Москве, ректор Сретенского высшего православного монастырского училища
Тухманов Д.Ф. – композитор
Фёдоров В.В. – президент федерального государственного учреждения «Российская государственная
библиотека»
Федосеев В.И. – художественный руководитель и главный дирижёр федерального государственного учреждения культуры «Государственный академический Большой симфонический оркестр имени П.И. Чайковского»
Фокин В.В. – художественный руководитель федерального государственного учреждения культуры «Российский государственный академический театр драмы
имени А.С. Пушкина (Александринский)»
Швидковский Д.О. – искусствовед, ректор федерального государственного учреждения высшего профессионального образования «Московский архитектурный институт (государственная академия)», вице-президент Российской академии художеств
Юдашкин В.А. – художник-модельер
Яковлева Е.А. – актриса государственного учреждения культуры г. Москвы «Московский театр «Современник»
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Учат не в «Школе»
ТелевЕдение
Учат не в «Школе»
ЭКРАН ПИСАТЕЛЯ
Герберт КЕМОКЛИДЗЕ, ЯРОСЛАВЛЬ
По-разному решили отметить высочайше объявленный Год учителя Первый телеканал и канал «Культура». Первач выволок на экран тщательно подобранную коллекцию дебильных учителей, родителей и детей, представив школу в облике модного ныне ужастика. Культуртрегер сделал ответный ход, показав один за другим три фильма о выдающихся детских писателях, продемонстрировав этим подвижническим по нынешним временам поступком, какая истинно детская литература должна быть задействована в воспитательно-образовательном процессе, чтобы если не приостановить, то для почину хотя бы замедлить падение нравов.
Эти три писателя – Радий Погодин, Виталий Бианки и Валентин Берестов.
Главными причинами озлобления, которым кишит в «Школе» подростковая среда, представлены трудное детство и общественная несправедливость. Родители у всех детей таковы, что одна из юных героинь, недовольная своими «предками», вдруг обнаруживает, что другие им и в подмётки не годятся. Обществу тоже не до детей: сразу видно, что тот год, в который снимался сериал, не подпал ещё под указ о Годе учителя.
Отчаянный вечный вопрос «Что делать?» болтается в «Школе» на промозглом ветру, как верёвка, с которой сорвался повешенный, хотя на вопрос этот давно дали ответ классики нашей детской литературы – своей жизнью и своими произведениями.
Ну как было бы не озлобиться Радию Погодину? Израненный, он возвращается с войны с двумя орденами Славы, двумя орденами Красной Звезды на гимнастёрке с сержантскими погонами. По здравому рассуждению – герой, спаситель отечества, такого на руках носить сам Бог велел до скончания веку. А его за неосторожную реплику в защиту Ахматовой и Зощенко упекают в лагерь, а по выходе вручают военный билет, в котором не только наград не значится, но даже ранений и контузий. И он садится за письменный стол и пишет книгу «Где леший живёт» – о ребёнке, оказавшемся в тяжелейших условиях оккупации, и человечность проступает из каждой строки этой книги, написанной языком платоновской мощи. «Глаза стариковы налились лютой чернью, натянулась и залоснилась на скулах дряблая кожа, в горле заклокотало, захрипело, потом ухнуло. Топор засиял, прочертив дугу, и упал немец, тот, что поменьше ростом, выронил выхваченный уже пистолет. И уже на земле, уже по ту сторону жизни он закричал в тоскливой страшной истоме. Дед оцепенело стоял над ним, словно ждал, когда уйдёт этот крик, а немец кричал, и крик его становился всё тоньше, всё выше. Вдруг на самой высокой ноте, уже невозможной, этот крик подхватила тётка Люба».
Всё это происходит на глазах у ребёнка. Да, ситуация отчаянная, дед своим поступком спасает близких ему людей, но вот мальчик, может быть, сын того, военных времён, уже в более позднее время, в книге «Шаг с крыши», попадёт в первобытное время, где смертельно враждуют племена хупов и хапов, стремящиеся в одиночку владеть саванной. Воин одного племени спас воина другого племени от пещерного медведя. По закону войны спасённый должен убить раненного медведем спасителя, потому что, выздоровев, тот придёт убить его. «Тых замахнулся дубиной, зарычал дико. И грохнул дубиной о соседний камень так, что твёрдое дерево лопнуло. И сказал изумлённо:
– Тых почему-то не может.
Новое чувство пугало его. Он, наверно, страдал, слушая, как ширилась и добрела его дремучая душа».
Нелёгкая жизнь выпала Виталию Бианки. Шесть раз арестованный, он остался в живых только благодаря ходатайству Горького и Екатерины Пешковой. Но Виталий Бианки не озлобляется, чутьём биолога понимая, что человеческий мир, в котором ему довелось жить, родствен животному. И пишет знаменитую сказку о мышонке Пике, которого все преследуют, даже красиво поющая птица. Да что там птица – мыши с другим цветом шерсти не признают его за своего. Пик, как Виталий Бианки то к белым, то к красным, попадает из огня в полымя – но в конце концов спасается, потому что мальчик, хотевший его убить, за время его отсутствия подобрел. Сочувствие к другому существу, какого бы оно ни было роду-племени, стало темой знаменитой истории о Муравьишке, спешащем до наступления темноты добраться до своего дома.
Жизнь Валентина Берестова не оказалась такой сложной, как у Погодина и Бианки. Хотя отца его в 36-м году исключили из партии, но по этапу не пустили, так как обвиняемому удалось доказать, что по малолетству он в эсерах состоять не мог. «Выкрутился», – огорчился у Берестова следователь в стихотворении, посвящённом этой истории. А в войну Берестову даже повезло – в ташкентской эвакуации ему довелось общаться с Ахматовой, Маршаком и Чуковским, поддержавшими его талант. Он оказался благодарным учеником – всю жизнь чтил своих учителей. В его сказке про аиста и соловья обе птицы прилетают к мудрецу, чтобы он научил их петь. Аист ворвался к мудрецу нахрапом и, когда тот показал, что надо стучать в дверь, решил, что это и есть музыка, с тех пор только стучит. Соловей был вежливым, уважительным к своему Учителю и стал Соловьём. Как и сам Берестов, про которого Новелла Матвеева говорит: «Если бы меня спросили, кто человек столетия, я бы сказала: Валентин Берестов. Потому что именно таких людей двадцатому веку не хватало больше всего».