В который раз уже трёхтомник осени
Выходит в свет огромным тиражом.
Вновь так желанна в городе большом
Мысль о побеге в деревеньку дальнюю –
Там звуки носят мягкие сандалии
Или бесшумно бродят босиком.
Очнулся дождь и перешёл на шёпот.
Он что-то шепчет мне о ноябре.
Морозец ночью сможет ли заштопать
Зияющие лужи во дворе?
Я привожу в порядок мысли давние
По праву возраста...
Я очень тороплюсь:
Вдруг, как минёр, не выполнив задания,
На тишине бессонниц подорвусь!
Какая ночь!
С одной звездой-пробоиной.
Мне говорил знакомый старшина:
«Страшна, конечно, тишина до боя.
Страшнее – после боя тишина...»
Жизнь катится...
Берёзка
Бесхлопотно – даже причёску
Не потревожив свою, –
Шофёр у дороги берёзку
Срубил и швырнул в колею.
И тем был он счастлив нимало,
Что слышать душа не могла,
Как долго о жизни кричало
Бескровное тельце ствола.
Пришёл он домой, раздевался,
Сидел, выбивая мундштук,
И тихо над тазом ругался,
Что грязь не смывается с рук.
Наталье Гончаровой
Я камня на неё не поднимал.
Не убивал язвительною речью.
Поймите наконец, на Чёрной речке
Ведь он её под пулей оправдал!
Наедине подумайте об этом.
И острый камень да минует цель.
Не суесловьте о жене поэта:
Он вас не может вызвать на дуэль.
Строка
Не по томам, что на лотке
Покоятся горою, –
Поэта ценят по строке,
Единственной порою.
Миры раздумий и страстей
Она одна вбирает.
Бывает, что и жизни всей
На строчку не хватает...
Ворон
Жалкий старый ворон.
Хватит, полетал.
Сердце просит воли,
Да не по летам!
Было время – падал
Камнем на цыплят.
А теперь и падали
Старый ворон рад.
Чёрствой булки долька,
Косточка с хрящом...
В этой жизни столько
Радостей ещё!
Памяти Сергея Довлатова
Когда судьбой отпущенное истекло
И он ушёл, нас грустно утешало,
Что между ним
и миром мёрзлое стекло
Ещё при нём его душа чуть продышала.
Что наша жизнь?
Она – то святость, то буза.
Один глоток волшебного напитка.
Признанья первого – блестящие глаза
И поздней славы виноватая улыбка.
Старикам
Когда я был самозабвенно млад,
Не замечал я старческие лица.
Теперь на них задерживаю взгляд –
Боюсь вас не узнать, не поклониться.
Смотрю на ваши белые виски,
Смотрю на ваши сморщенные шеи.
Как вы противны были, старики,
И как же вы теперь похорошели!
Валентина ПОЛИКАНИНА
Домик в Орловщине
Бревенчатый домик.
И кто бы туда ни пришёл,
Всем бабушка, плача в подол,
говорила о сыне.
Но было же, было
и мне в доме том хорошо,
Где счастье глядело
в окошко глазами косыми.
И серый колодец,
и деда отчаянный взмах –
Всё там же, на том же,
судьбой заколдованном, месте.
Вздыхает корова,
и овцы белеют впотьмах,
И сонные куры кудахчут
на сонном насесте.
Деревня. Орловщина.
Сорок годков до весны,
Где запахом яблок и мёда
пропитанный вечер.
Всё было, как милость.
Теперь возвращается в сны,
Где я – малолетка, упрямый
смешной человечек,
Где время рожденья –
июль в васильковом венце,
И в душное сено прыжки
под крутыми стогами.
Я вновь просыпаюсь
с улыбкой на бледном лице –
И бабушка ходит над тестом
святыми кругами.
Мирская дорога – сомненье,
разлом и раскол.
Но память о детстве
сияюще непогрешима.
Бревенчатый домик, и сад,
и кривой частокол –
На нём до сих пор ещё чистые
сохнут кувшины.
* * *
Всё к жизни приложимо: вздох, рывок,
Дорог судьбы натянутые тросы,