– Описательность – не самое худшее качество литературы, – возражал я ему иногда, ревниво следя за его пером, как за алмазным саморезом.
И тогда он лукаво вскидывал на меня свои относительно азиатские глаза:
– Но мы же, Георгий...
Пракситель и гранит, которому хочется стать мрамором. Именно эту версию переводят сейчас на французский.
Нурпеисов всегда стоял за самобытность казахской литературы, за национальное самосознание в целом. Он очень тяжело пережил трагические события декабря 1986 года в Алма-Ате, но ещё тяжелее – развал Союза. Когда это случилось, он вынес на улицу все свои награды: мол, раз нету страны, которая меня награждала... В том числе и орден Красной Звезды, полученный им на войне, куда он ушёл в восемнадцать лет.
– Я и крови-то не успел пролить. Ни своей, ни чужой, – говорит он сейчас.
Но сейчас он об этом поступке сожалеет: жизнь учит нас в любом возрасте. Так что насчёт орденских планок – это почти что в прямом смысле: нынче он без них. Как говорится, в чём мать родила.
В дни Беловежской Пущи ему звонили, поздравляли.
– Чему радуетесь, глупцы? – горько отвечал народу народный писатель.
Встречались мы с ним прошлым летом в Доме отдыха – вообще-то то, чем занимался он, прикованный к рабочему столу, как к галере, трудно назвать отдыхом, – под Актюбинском, по-новому – Ак-Тобе. Ночью вышли на берег рукотворного озера, сидели в кромешной южной темноте. На другом берегу озера, в голой степи, метался язычок костра. Мы молчали – с Нурпеисовым, чего не скажешь о некоторых других писателях, говорунах, хорошо не только беседовать, но и молчать, – но с той стороны вдруг послышался счастливый девичий смех.
Абди-Жамил встрепенулся.
– Как я ему завидую! – сказал, наставив ухо и даже ладонью его нарастив, в сторону чьего-то счастья.
Я не стал спрашивать, кому. И так ясно. Молодому охотнику, настигшему не очень пугливую лань.
А ведь из номера вышел, чёрт подери, даже без слухового аппарата: забыл!
Таковы они, мастера, делавшие некогда славу советской многонациональной литературы, – слышат то, что хотят слышать. А это – тоже прерогатива мудрости.
Как говорил Александр Солженицын: не первая зима на волка.
И, надеюсь, не последняя.
Георгий ПРЯХИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Рисунок – выражение честности художника
Cовместный проект "Евразийская муза"
Рисунок – выражение честности художника
ЕЖЕГОДНЫЙ ПРОЕКТ
В начале был… рисунок. Да, да, именно в такой интерпретации прозвучала известная максима в выступлении президента Международной конфедерации союзов художников В. Сидорова на пресс-конференции по случаю открытия XIII Московского международного художественного салона «ЦДХ-2010».
Специальная экспозиция «Чистое эхо веков. Петроглифы древней Сибири» стала прологом к этой ежегодной и самой масштабной выставке на всём постсоветском пространстве неслучайно. Тема салона «Большое в малом» поставила в центр внимания рисунок, позволяя этому виду изобразительного искусства предстать своими разными ипостасями – от эскиза, наброска до шедевра.
Проект «Чистое эхо веков», представленный галереей «На Каширке», – это фрагмент поистине титанической работы, которую подвижнически вёл заслуженный художник России В. Капелько (1937–2000). Им было создано несколько тысяч живописных и графических работ и более тысячи эстампажных копий петроглифов III–IV тысячелетий до новой эры, в том числе знаменитых писаниц: Шалоболинской на реке Тубе и Шишкинской на реке Лене. Он же создал уникальный способ копирования с помощью микалентной бумаги, сохраняющей свои свойства в экстремальных условиях. «Чистое эхо веков» – важное свидетельство того, что человек начал рисовать, а значит, общаться с другими людьми очень давно, и общение это длится и поныне.
Ещё одна принципиальная мысль, на разные лады звучавшая в день открытия, да и на всём протяжении салона: рисунок – это предельное выражение честности художника. То есть это такой способ предъявления своего видения мира, который осуществляется при минимуме технических средств: бумага, карандаш или уголь и рука рисовальщика, иначе говоря, его мастерство.