И ходит по берегу Гёте,
Прекрасный, как боги, старик.
Он воздухом вечности дышит
И тростью, зажатой в руке,
Легенду о Фаусте пишет
На небе, на млечном песке.
Он ходит, бессмертный и старый,
Один на вселенском ветру.
И нет ему ровни и пары:
Я скоро проснусь – и умру.
***
Одинокий умерший чудак
Все фонтаны, все деревья рая
Экстренно меняет на чердак
Или даже уголок сарая.
***
Что мне делать? Я не верил в Бога.
Лишь от страха полуверил я.
Далека была моя дорога
От Его высокого порога,
От Его незыблемого слога,
От Его святого Бытия.
Что же надо мной Он наклонился,
Руки мне на плечи положил?
Всё-таки я в чём-то провинился,
Всё-таки я кару заслужил.
***
Вот закопчённый чайник,
Вот кружка для питья,
И я сижу, молчальник,
В разрухе бытия.
Осталось мне немного,
Всё прóпето в пути,
И до молчанья Бога,
Увы, не дорасти.
ЗАПОВЕДЬ
Паша, Юра, Костя, Вова,
Надя, Ира, все друзья,
Это письменное слово –
Воля, заповедь моя.
Вот что сделать будет надо.
Надо мой смиренный прах
Возле матушки и брата
Схоронить в Березниках.
Это хлопотно, конечно.
Но ведь там мой край родной.
Там простой восьмиконечный
Крест поставьте надо мной.
И сидите, поминайте
Друга милого вином.
И стихи свои читайте,
Как читали их при нём.
Тот, кто вечной славы ищет,
Возомнив, что он пророк,
Не посмеет, не освищет
Наших выстраданных строк.
Алексей ЖДАНОВ, МИНСК
(1948–1993)
***
Досыта ешьте и спите,
вместе и врозь.
Я подберу вам эпитет,
чтобы спалось.
Трудно и самозабвенно
дышит Земля.
Вскрыты отчаяньем вены,
как вентиля.
И круглосуточны бани
и лазарет.
Держим язык за зубами,
как пистолет.
На историческом поле
без полюсов
вера исходит от боли,
а не из слов.
Нá небе – звёздно и чисто.
В зыбке времён
спит ледяная Отчизна,
стонет сквозь сон.
Что ей, единственной, снится?
Веером крыл
сон её, как плащаницей,
сверху прикрыл.
Сводит с ума небылицы
точный рассказ.
Кто-нибудь станет молиться
ночью за нас.
Кто же Он, Ангел-хранитель?
Где его скит?
Досыта ешьте и спите.
Ангел не спит.
***
Тот, кого помнят, – позабыт.
Всё, что не надо, – позабыто.
Луна сияет. Город спит.
Пьёт гордый мальчик из копыта.
Напился – и козлёнком стал.
Он статус получил: козлёнок.
Луна сияла. Город спал.
Лишь иногда зевал спросонок.
На этом сказочке конец.
Ехидна мачехина чара.
Не отрешится молодец
ни от конца, ни от начала.
Есть бремя жизни – есть весна –
есть память, верная, как сито…
Стоит над городом луна.
Пьёт гордый мальчик из копыта…
***
Там, в лунном свете, стынет высь.
Оттуда звёзды видят виды.
Проснись, предмет, одушевись
и от души – такое выдай!
Поведай повесть о вещах,
которых тьма, не счесть которых.
О том, кто ночью верещал,
производил бесшумный шорох.
Он – был не вещный, был иной,
из настоящих, из весёлых.
Он – то стоял за тишиной,
то пребывал в пространствах полых.
Проснись, проснись! Свой звук чекань!
(Там души бродят на свободе.)
Там – в лунном свете – спят века,
там – ничего не происходит.
***
Ещё надо приметам сложиться,
совпасть
по причинам особого рода и ряда.
Ещё яблоку с яблони надо упасть,
а для этого яблоне вырасти надо.
Ещё надобе надо явиться на свет.
Ещё выбор не сделан –
и Вечность в запасе.