Выбрать главу

– …Которое объявляется нормой! Но если ничего, кроме мерзости и хаоса, нас не ожидает, то ради чего они занимаются своим искусством? Они же лишают смысла собственное существование, ибо ускоряют приход этого самого хаоса!

– Такое впечатление, что они видят в этом идеал существования. Они пытаются заставить человека отказаться от собственных идеалов, как бы устаревших, от национальных и общечеловеческих ценностей. Кстати, обществом, населённым примитивными существами, управлять легче. Ну кто придумал банальное совокупление назвать любовью, приравнять физиологический акт, на который способно любое живое существо, к глубокому, противоречивому и очень многогранному чувству, которое в состоянии испытывать только человек? Цель актуального искусства сегодня в расчеловечивании человека, дабы усугубить его метания между Богом и Зверем. Оно отрицает эстетическое переживание мира.

Адепты актуального искусства предлагают человеку поселиться в сконструированном ими искусственном мире, ничего общего с реальным не имеющем. Они утверждают превосходство этих миров над реальным. А между тем история искусства во все времена была в том числе и историей поиска духовных ценностей. Человек через искусство рассказывал о своих мечтах и надеждах, горестях и радостях, то есть о тех чувствах, которые вызывает у него окружающий мир. Искусство всех народов стремилось к очеловечиванию человека. В этом, мне кажется, и состоит его высшая миссия.

Беседу вела Ксения ВИШНЕВСКАЯ

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 2 чел. 12345

Комментарии:

(обратно)

Литература неопределённости

Штрих-код

Литература неопределённости

КНИЖНЫЙ РЯД

Владимир Паперный. Мос-Анджелес 2 . – М.: Новое литературное обозрение, 2009. – 224 с.: ил.

Сразу не разберёшь, плох он или хорош, этот Паперный. Выходец из семьи советской интеллигенции, перебравшийся в Штаты ещё в 1981 году, у нас считается культурологом, в Америке он теперь – по преимуществу дизайнер. Его сборник рассказов и статей «Мос-Анджелес 2» – вторая по счёту попытка выразить свой советско-американский опыт, вызывающая, впрочем, как и предыдущая, у читателя одно стойкое чувство – ощущение амбивалентности.

«Мос-Анджелес 2» – книга эмигрантская, причём дело даже не в географических перемещениях, а в мироощущении автора. Он не только прочно увяз в определённой субкультуре интеллигенции 60–70-х, откуда берёт почти всех своих персонажей; сам его приём – смотреть на всё отстранённо, с некоторой усмешкой – следствие потерянной (если она была) идентичности. Ничто – ни покинутый Советский Союз, ни новая американская родина, – похоже, не вызывает у него трепета. Мировоззренческая неопределённость исчезает, только когда дело доходит до самого близкого Паперному вопроса – архитектуры. Тут всё проясняется.

Архитектуру называют музыкой, застывшей в камне. Древние греки, кстати, считали, что музыка не только гармонизирует себя, но и упорядочивает всё вокруг: Аполлон был покровителем не только муз, но и государственности как принципа. По аналогии и архитектура должна упорядочивать не только городские ландшафты, но и приводить в гармонию саму государственность. Об этом, похоже, забыл Паперный, когда в прославившей его монографии «Культура-2» писал о взлёте авангардной мысли, давшей конструктивизм, и о затвердевании и консервации архитектурных стилей, породивших сталинский ампир. На этих предпочтениях строятся и его нынешние заметки об архитектуре. Он, например, сокрушается, что проект реконструкции Мариинского театра авторства Эрика Мосса, больше всего похожий на надутые мешки с мусором, был забракован питерскими властями. «Я вижу определённый героизм архитектуры и архитекторов в том, что у нас не было таких Моссов или – что таким Моссам мы били по голове. Надеюсь, и будем бить», – с иронией цитирует Паперный одного чиновника. А ведь золотые слова!

Выступая в споре классики с модернизмом на стороне последнего, автор не вспоминает о том, что тот же конструктивизм в проектах домов, где индивидуальных кухонь вообще не было – только коллективные фабрики-кухни, – нарушал идею организации жилья: дом всегда моделировал космос и в центре его находился очаг. Идея 20-х годов сплотить людей вокруг общего очага стала в итоге попыткой перенести в кухню священный Зевсов огонь, что его явно профанировало: всё-таки конструктивистский дом не был храмом, на этот статус мог претендовать, например, клуб или Дом Советов.