Когда «Правда» и «Новый мир» в 1960 году напечатали рассказ Субботина «Забытый солдат», страна вздрогнула. Были сказаны ключевые для нашей жизни и судьбы слова – забытый солдат. Горькие слова.
Одновременная публикация берлинских записок в «Новом мире» и в «Правде» сразу же сделала писателя Василия Субботина знаменитым. «Новый мир» – признание на высшем литературном уровне. Полоса в «Правде» – признание на высшем официальном уровне и на всю страну. А в 1965 году вышла книга «Как кончаются войны».
Несмотря на общее признание, тиражи, издания, награды, Субботин никогда не входил в литературную официальную номенклатуру. Он был чужд ей по литературной и человеческой природе своей. Всю жизнь оставался в стороне от кланов и группировок. «Вася, ты как отдельно стоящая сакля», – говорил ему Расул Гамзатов.
С 1965 года, с первого выхода книги «Как кончаются войны», Субботин работал над ней ещё 25 лет. От издания к изданию расширяя, дополняя, восстанавливая события, эпизоды, имена. Чтобы никто не был забыт. Ведь быстро пройдут и наши времена. И тогда великая война, штурм Рейхстага станут великим мифом. В самом лучшем смысле этого слова. И книга «Как кончаются войны» станет мифом.
Только уникальным мифом. Абсолютно достоверным, абсолютно точным.
Полвека назад Василий Субботин написал: «Я один из немногих оставшихся в живых – один из родившихся в 1921 году. Когда началась война, нам было по двадцать лет. Нас почти не осталось… Какое это было поколение… Как штыки!»
Они и сейчас как штыки. Василию Ефимовичу Субботину 89 лет. К 65-летию Победы он подготовил пятитомное собрание сочинений, которое выпустило в свет издательство «Новый Хронограф» в рамках издательской программы правительства Москвы к 65-летию Победы.
Сергей БАЙМУХАМЕТОВ
ОТ РЕДАКЦИИ. Василий Ефимович Субботин 25 лет проработал членом редколлегии «Литературной газеты». С праздником, Василий Ефимович!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Подлинно народные
65-летие Победы
Подлинно народные
ШТУДИИ
Об эпических высотах Исаковского и Твардовского
Николай СКАТОВ, член-корреспондент РАН, САНКТ-ПЕТЕРБУРГ
В этом году мы отмечаем юбилейные даты этих поэтов: 110-летие Исаковского и 100-летие Твардовского
«Враги сожгли родную хату…». Исаковский имел все основания считать это стихотворение одним из лучших своих произведений. Поэт писал: «Я как бы вижу, ощущаю живого, реального человека – русского солдата, вернувшегося домой, солдата-героя и труженика, перенёсшего все тяготы самой страшной войны, какую когда-либо знало человечество. И даже не одного только этого солдата, но в его лице – и много других солдат, чья судьба в какой-то мере сходна с его судьбой».
У Исаковского это довольно редкий случай, когда он становится эпиком в самой лирике. Глубина стихотворения о солдате, вернувшемся домой и не нашедшем ни семьи, ни дома, определена трагической коллизией, где общее не просто выразилось в личном, но и столкнулось с ним, без разрешения в чью бы то ни было пользу.
В стихотворении есть эпический, почти сказочный масштаб исторической песни.
Враги сожгли родную хату,
Сгубили всю его семью.
Куда ж теперь идти солдату,
Кому нести печаль свою?
Характерна неопределённость самих определений: не «немцы», а «враги», не «повесили», «расстреляли», а – «сгубили». Повтор-причет усилил народную интонацию, в которой и идёт весь рассказ о безымянном солдате на фоне почти былинного пейзажа:
Пошёл солдат в глубоком горе
На перекрёсток двух дорог,
Нашёл солдат в широком поле
Травой заросший бугорок.
Характерна и тяга к формуле. Эта формула есть в стихотворении «Газете «Правда»: «Свой день, свой праздник празднуешь ты снова…» Но в стихотворении «Враги сожгли родную хату…» в устах обращающегося к убитой жене солдата она бесконечно углублена, становясь выражением личной судьбы, обогащаясь психологически за счёт горькой иронии:
«Готовь для гостя угощенье,
Накрой в избе широкий стол, –
Свой день, свой праздник возвращенья
К тебе я праздновать пришёл…»
Есть в стихотворении тяга к насыщенной символике. Когда солдат ставит «бутылку горькую» на «серый камень гробовой», то прямой смысл эпитета перерастает в переносный. Но образ не остаётся лишь обобщённым образом солдата. Есть здесь конкретное обращение:
Стоит солдат – и словно комья
Застряли в горле у него.
Сказал солдат: «Встречай, Прасковья,
Героя – мужа своего».
Это имя (оно повторится) определило не только женщину. Оно дало частное существование и герою:
«Не осуждай меня, Прасковья,
Что я пришёл к тебе такой:
Хотел я выпить за здоровье,
А должен пить за упокой.
Сойдутся вновь друзья, подружки,
Но не сойтись вовеки нам…»
И пил солдат из медной кружки
Вино с печалью пополам.
Он пил – солдат, слуга народа,
И с болью в сердце говорил:
«Я шёл к тебе четыре года,
Я три державы покорил…»
Здесь не просто столкнулись личное и общее. Сам солдат несёт это общее и выражает его: «слуга народа!» Но что это общее в самых масштабных его проявлениях («три державы покорил» – державы!) перед личным горем? Что «три державы» (или десять), когда одной (единственной) Прасковьи-то нет? Что это общее перед лицом личного? Но они связаны, ибо «враги сожгли родную хату, Сгубили всю его семью». Многозначные смыслы эти и отношения сошлись и сомкнулись в единство в последних стихах:
Хмелел солдат, слеза катилась,
Слеза несбывшихся надежд,
И на груди его светилась
Медаль за город Будапешт.
Разве можно себе представить медаль эту, но без «Будапешта»? Здесь общее и личное слилось. Само общее получило частное выражение, само личное стало носителем общего, но после всего рассказа мы уже знаем, что этим общим оно не покрыто, не заключено только в нём, но его же выражая, ему же противостоит.