Но тут из груды белья паренёк
Маленький томик на свет извлёк,
Воскликнул радостно «Гёте!» – и вдруг
Начал читать по-немецки вслух
(А книгу так и не раскрывал):
«Trinke Freude reines Lebens, und ferstehst du…»
Но сбился. Запутался. Забыл слова,
Стоял растерянно передо мною,
Смотрел умоляюще мне в глаза…
А я, покоритель народов, обладатель сортира,
сияющего белизною
(Где кафель на стенах такой голубой
И надпись «Просьба промыть за собой!»), –
Я молчал и не мог ему подсказать…
ЧЕРЕПОВЕЦ ,
Антифашистская школа
для военнопленных, 1949
«Как нравится вам в Советской стране?» –
Такой вопрос был нам задан сразу.
Ответ отчеканен был сносный вполне,
Когда ещё преподаватель не
Завершил свою фразу:
«Мне очень нравится Ваша страна,
Я ещё не встречал такой, как она!»
«Следующий! Вот вы, например.
Только, биттэ, пооткровеннее».
«Всё замечательно, герр офицер!
То, что мы здесь, – это просто везение».
Так щёлкали ду’ши в нас каблуками –
Нам фюрер вколочен был в головы прочно.
Мы радостный визг из себя высекали:
«Как будет угодно! Извольте-с! Так точно!»
Благословенный холуйский дух
В казарме торжествовал.
Долго терпел учитель. Но вдруг
Резко и зло прервал:
«Ну хватит! Слушайте вы теперь:
Страна моя стонет,
не в силах от ран оправиться –
Да я вышвырну каждого вон за дверь,
Кто посмеет сказать, что ему у нас НРАВИТСЯ!»
Речь была – как средь ясного неба гром,
Речь была – как безумная ярость атаки!
Так нам чистили наше гнилое нутро.
Так счищали с мозгов наших грязь и накипь.
Перевод с немецкого Александра СИДОРОВА
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
(обратно)
Война у каждого своя
65-летие Победы
Война у каждого своя
ВЗГЛЯД
Майская афиша московских театров спектаклями о Великой войне и Великой Победе отнюдь не перегружена. Чтобы их сосчитать, хватит пальцев одной руки, чтобы пересмотреть – коротких майских праздников.
НИЧТО НЕ ЗАБЫТО?
Наверное, если сложить цепочкой все слова о том, как важно сохранить память о минувшей войне для следующих поколений, ею можно было бы обернуть весь земной шар по экватору. Возможно, даже не один раз. Но память не бандероль, её нельзя просто передать из рук в руки. Это должно быть что-то живое. То, что цепляет за душу, обжигает, заставляет задуматься о том, какой бывает цена жизни человеческой… Живых свидетелей остаётся всё меньше и меньше. Не в каждом семейном архиве сохранились фотографии или письма военных лет. Кинематографу его набирающая обороты 3D – оснащённость далеко не всегда идёт на пользу. Сидящий в зале человек хоть и вздрагивает от грохота взрывов, вжимается в кресло, прячась от летящего «прямо на него» бомбардировщика, всё равно где-то краешком разума понимает – это понарошку. А в театре во главе угла не технологии, а люди. Те, что на сцене, и те, что в зале. Его предназначение в том и состоит, чтобы соединять людей. Через пространство и время.
То, что в неюбилейные годы спектакли о войне большая редкость, хоть как-то объяснимо. Но нынче-то! Возможно, всё дело в том, что идиосинкразия к «датским» спектаклям пустила слишком глубокие корни в тех, кто десятилетиями обязан был их придумывать, ставить, играть по указке сверху, а не по собственной воле. Можно предположить, что режиссёрам не хочется обращаться к советским пьесам, поскольку они не рассчитывают открыть в них что-то принципиально новое для сегодняшнего зрителя, а драматургам разнообразных новых волн интересны совсем иные сюжеты и персонажи. Наконец, не исключено, что во всём виноваты… деньги. На полноценную постановку требуются немалые средства, а их у театров всегда в обрез. Юбилейные торжества пройдут быстро, «целевой» зритель, включая ветеранов, пенсионеров и школьников, иссякнет, а зрителя среднестатистического, идущего в театр более за отдохновением, чем за раздумьями о судьбах отечества, спектаклем о войне увлечь трудно (читай – экономически невыгодно).
Доля истины есть в каждом из этих предположений. И всё же… Можно обратиться к пьесе не просто хрестоматийной, скажем больше – классической, такой, как «Вечно живые» Розова, как это сделал Борис Морозов в ЦАТРА, и поставить совсем простой, очень искренний спектакль, который тронет даже молодых нигилистов, каковых среди нынешних 15–20-летних, увы, немало. Можно взять не пьесу, а прозу, достаточно известную, но не очень сценичную – «Будь здоров, школяр!» Окуджавы, как поступил Марк Розовский в театре «У Никитских ворот», и предложить зрителям представить, что было бы с ними, окажись они на месте героев этой почти документальной повести. В конце концов можно пригласить на постановку режиссёра, который просто в силу даты своего рождения никак не мог попасть под «датский» каток, и рискнуть перенести на сцену роман о жизни и смерти в еврейском гетто, то есть окунуться в тему, которой в нашем театре как бы и не существовало вовсе. Такое неординарное решение принял худрук Российского молодёжного театра Алексей Бородин: «Ничья длится мгновение», поставленная Миндаугасом Карбаускисом, для многих стала одним из самых сильных впечатлений нынешнего сезона.