Много в периодике прозы искусно сделанной. Хорошие, порой интересные работы. Но в данном случае поговорка «хорошего много не бывает» не срабатывает.
Александр ТИТОВ, село КРАСНОЕ Липецкой области
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,5 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии:
Читать или жить?
Литература
Читать или жить?
ОБЪЕКТИВ
Лев ПИРОГОВ
Александр Морев. «Изгои»: Повести и рассказы. – М.: Вагриус, 2009.
Игорю Фролову
Заспорили мужики: пересказ содержания – это нищета критики или просто тупость?..
Если позволите.
Бывают вещи, которые надо объяснять, а бывают – которые объяснять не надо. Вот, например, молоко. Оно бывает по 50 рублей за литр, а бывает по 28 (цены московские). Что по 28 лучше – объяснять не надо, это и так понятно. А то, что лучше по 50, потому как «социальный лифт» (тогда как по 28, напротив, удар по почкам и антисанитария), это приходится объяснять. Для этого нужна «критика».
Или вот искусство. Раньше, когда художники рисовали в основном сражения или голых женщин, критика была не очень нужна. Любой хам (королёк, купчишка) сам мог себе по вкусу выбрать картину. То ли дело теперь…
Я это всё к тому, что молоко по 28 до сих пор бывает в природе, а произведения Александра Морева как раз из тех, что сами говорят за себя, и пересказом их не сильно испортишь. Вот только два из них.
Повесть «Ультиматум Ляпикова». Нормальный мужик Егор Ляпиков (самогон пьёт, не чудик) спьяну заснул в сугробе, а кот приблудный стал царапаться, разбудил. И втемяшилось Егору, что это душа его. Пить бросил, зачудил, всё с котом этим тетёшкается.
Другого пути «повстречаться с душой» у
него пожалуй что не было: вместо церкви и прочих надстроешных излишеств в селе – магазин. Хозяйка его (а также молочной фермы, половины колхоза и – посредством магазинной водки – всех колхозных душ) убивает кота, Егорову душу. Фирма (магазин) стремится к естественной монополии: почто кот изгадил магазинщицкие цветочки?
Ляпиков подаёт на магазинщицу «заяву»: жестокое отношение к животным, до года принудиловки. Вся деревня с удовольствием идёт в свидетели, потому что мироедшу не любят.
И тут уже она становится героиней повести. Беженка с двумя детьми, мужа убили, старшему три годика, младшей два, жила у родственницы, та выгнала осенью с детишками. Так её председатель колхоза нашего на дороге и подобрал:
«…Вначале проехал мимо, но чем дальше отъезжал, тем назойливей перед глазами маячила увиденная картина: чемодан на обочине, ребятня на нём, один другого меньше; ветер, злой, промозглый, – какой всегда бывает в октябре, так и треплет яркие шарфики на детишках. Чуть в стороне женщина, голова опущена, смотрит не то под ноги, не то в себя пытается заглянуть. Сын с дочерью сидят молча, совсем не канючат, терпеливо ждут, что решит мать. На первой же развилке Солдатов развернулся и погнал назад».
Я плакал на слове «шарфики».
Дальше понятно: колхозники ждут зарплаты, а она согласна взять землёй, коровой с колхозной фермы. У колхозников убывает, у неё прибывает. Те-то сперва настроились её жалеть, как оно у русских людей принято, но она не дала: «я отработаю» всё бубнила. Ну они и плюнули – отрабатывай. Год у всей деревни в батрачках ходила, в очередь на неё бабы у магазина записывались: кому постирать, кому что. Потом, когда она посчитала, что отработала всё до последней дарёной кастрюли, люди аж растерялись как-то: самим теперь стирать, что ли… А та ещё богатеть пошла. Удивительно ли, что Данишевскую (такая, с подвывертом, была у неё фамилия) не любили?..
Прознав про заявление, мироедша закрыла магазин на ремонт – опля.
Сельчане почесали затылки и свидетельства свои позабрали, водка дороже. И на Ляпикова давят: забери заявление, козёл! А то самого, как кота…
Тот, понятно, насмерть за душу стоит. Дело за малым – чтоб проснулась эта самая душа в Данишевской. Не то быть беде.