– Но ведь можно найти некую общую доминанту, то, что является безусловной ценностью для человека, независимо от того, кто он по национальности?
– Не так давно в нашем московском представительстве были в гостях Валентин Григорьевич Распутин и Валерий Николаевич Ганичев. Упомянул я в разговоре о том, что летом мы собираемся провести международную научно-практическую конференцию, посвящённую реформированию земельных отношений и приуроченную к столетию визита Столыпина в степной Алтай. Главная тема: земля как производственный фактор, как экономическая и правовая категория. И оба наши гостя в унисон говорят: вы ещё один аспект забыли – земля как категория духовно-нравственная. Земля, где мы родились, – вот тот общий знаменатель, к которому в конечном итоге сводится система духовных ценностей любого народа. На этом стоит и великая русская литература. Достаточно вспомнить наших классиков, того же Некрасова. Дальше эту цепочку можно протянуть к Михаилу Алексееву, к его роману «Хлеб – имя существительное». И в этом плане мне кажется, что Шукшин – это как раз та фигура, к которой эстафета перешла дальше, притом что о человеке, работающем на земле, писал не только он. Но так глубоко проникнуть в душу русского крестьянина удалось, на мой взгляд, только Василию Макаровичу.
– Вам приходилось встречать людей, которые честно признавались, что Шукшин – не их автор, что он им не близок?
– Наверное, такие люди есть, но мне, по счастью, их встречать не доводилось. Знаю таких, кто к его творчеству относится достаточно спокойно, но ни от кого ещё не слышал, что Шукшин по своим принципам, по мировоззрению ему абсолютно чужд. Оппоненты, которые смогли бы внятно объяснить своё неприятие Шукшина, мне не попадались.
– Его восьмитомник планируется перевести на иностранные языки. Но будет ли он понят и принят читателем английским или, скажем, итальянским? Ведь разницу в менталитете нельзя сбрасывать со счетов.
– Честно говоря, не думаю, что русский крестьянин чем-то принципиально отличается от крестьянина французского, итальянского или даже китайского. Кто-то выращивает рожь, кто-то виноград или рис, но для всех них земля – живое существо. И божество! И чувство земли у них запечатано в генах. Как-то по Чуйскому тракту ехал автобус с японскими туристами: слева – подсолнухи до самого горизонта, справа – гречиха. Они такой шири отродясь не видали, из автобуса высыпали и полчаса фотокамерами щёлкали, экскурсоводы их никак в автобус погрузить не могли. Я вам Алексеева называл, давайте «Землю» Эмиля Золя вспомним. В общем, я уверен: в людях, работающих на земле, общего больше, чем различий. Конечно, ни один перевод не сравнится с подлинником, но тут уже всё зависит от переводчика: насколько он сумеет приблизить оригинал к менталитету народа, на язык которого он его переводит. На Пикете на Шукшинских чтениях в этом году много народу было. Но, пожалуй, самым глубоким и трогательным было выступление нашего гостя из Франции, заместителя моего коллеги, главы региона Франш-Конте. Он прочёл несколько произведений Шукшина в переводе, но говорил о нём так, словно это был французский писатель. Он его понял нисколько не хуже, а может, и лучше, чем многие из нас, соотечественников Василия Макаровича.
– Готовность воспринять художественный текст зависит от духовной зрелости человека в большей степени, чем от прочих условий – национальности, профессии или возраста?
– Неужели вы в этом сомневаетесь? Для нас Шукшин – своего рода интеллектуальный мост, канал связи с нашим духовным и историческим прошлым, с поколением, которое уже уходит.
– Согласна. Но воспользуются ли этим «мостом» поколения грядущие? Герои Шукшина – люди по большей части неудачливые, неуспешные. А современная западная цивилизация, влияние которой на нынешнюю молодёжь возрастает всё больше и больше, во главу угла ставит именно успех.
– А что есть успех? Я вот не соглашусь с тем, что шукшинские герои неуспешны. В моём представлении полный успех, то есть ощущение, что жизнь удалась отныне и навсегда, – нечто недостижимое, как к этому ни стремись. И в этом смысле все мы – люди неуспешные. Так что успех – это процесс, а не результат. Некий путь, и путь непростой. Преодоление длиною в жизнь. И Шукшин, мне кажется, понимал это как никто другой. Все его герои – успешно-неуспешны, не каждому этот путь преодоления оказывался по силам, как, к примеру, герою рассказа «Сураз». Нелепый человек сам себе создал миф, сам в него поверил, а потом разочаровался. На нескольких страницах спрессовано то, на что Флоберу понадобился бы целый роман.
– Но молодые как раз и ориентированы на результат, а не на процесс!
– Может, я покажусь вам парадоксальным, но я считаю, что мы слишком часто задумываемся о следующих поколениях и часто всё сводится к тому, чтобы выглядеть в их глазах как можно более презентабельно. А мы должны думать о себе. О том, чтобы жить достойно. Если река широкая, то мост просто так с берега на берег не перебросишь, надо опоры ставить в воде – «быки». Каждое поколение и есть такой вот «бык», поддерживающий пролёты, которые связывают его с предыдущим поколением и с будущим. Есть такая технология, когда новый пролёт строится ещё на предыдущей опоре и продвигается к следующей. От своих родителей мы получили исключительно прочный «пролёт». Мы стоим на плечах титанов. Сможем ли мы собрать такой же для своих детей – вот в чём вопрос… Эстафета поколений – это не отвлечённый термин.
– К сожалению, эстафета эта часто даёт сбой. Многие ли из нас могут сказать, что у них со своими родителями такие же доверительные отношения, какие были у Василия Макаровича со своей матерью? И могут ли наши дети сказать то же самое о себе?
– Мария Сергеевна жила в беззаветной преданности своим детям. Жила достойно. То есть была примером для подражания, как ни банально это может прозвучать. Самый большой грех в человеке, мне кажется, – леность. Не столько физическая, сколько духовная. Она – прародительница всех остальных грехов. Думаю, многие наши проблемы именно от этого.
– Если мы живём не так, как декларируем, доверия между нами и нашими детьми не будет?
– Мы забываем, что дети всё видят и всё понимают. И… делают выводы. Иногда отнюдь не в нашу пользу. Если тебя ребёнок за книгой не видит, вряд ли стоит проповедовать ему о пользе чтения. И трудолюбие воспитывать на словах не получается. Крестьянину в этом отношении легче: всё, что он делает, на виду. А в городе утром папа и мама уходят на работу, и ребёнок понятия не имеет, чем они там занимаются, какую именно пользу обществу приносят. Обсуждать свои рабочие дела с детьми у нас не принято, привлекать к работе, как это было в патриархальные времена, когда дети помогали и в поле, и в лавке, и в мастерской, – невозможно. Но говорить с ними о том, что ты делаешь, необходимо. Тем более что дети видят, какими мы уходим на работу и какими возвращаемся домой.