Андрей Аствацатуров. Люди в голом
Краткое содержание: из-за государственного антисемитизма внук академика с трудом поступил в 1986 году на филологический факультет – и другие правдивые истории.
Начинается в многообещающем (хоть мозолящем глаза) жанре «Похороните меня за плинтусом», но потом проваливается в жанр околоинтеллигентских анекдотцев: хохмы, байки, самодовольство, мелкая, по щиколотку, жизнь. Глубже персонаж в неё не проваливается.
Это невозбранно для персонажа, но от автора с его подразумеваемыми способностями к обобщению и оценке ждёшь большего.
Тяга к высоким смыслам выдаёт плебея, интеллигентному человеку сойдёт и так, он высок по праву рождения. И всё же, когда читаешь Трифонова или Довлатова (тоже любивших наклонить брата-интеллигента пониже), чувствуешь дистанцию между персонажем и автором. Как бы внутренне плох или хорош ни оказывался персонаж в той или иной ситуации, смысловое пространство текста с ним не слипается; текст всегда оказывается просторнее представленных в нём обстоятельств. А тут… ну как если бы Акакий Акакиевич Башмачкин сам записал свою историю. Подозреваю, что пожалеть его в этом случае было бы весьма затруднительно.
В интернетовском жаргоне есть словечко «лытдыбр», означающее бытовую дневниковую запись, обладающую потенциальной ценностью для читателя (в соответствии с учением Лакана каждое письмо находит своего адресата). Вот «Люди в голом» такой лытдыбр и есть. Охотники – в соответствии с учением – найдутся.
К тому же, говорят, Андрей Аствацатуров является хорошим преподавателем того самого университета, в который некогда с таким трудом пробился его герой, а хорошему человеку и порадеть не жалко.
Шансы на победу один к шести; полка, боюсь, не выдержит.
Павел Крусанов. Мёртвый язык
Краткое содержание: четверо молодых людей (мальчик–девочка, мальчик–девочка) изъясняются на смеси многостраничных достоевских «монологов у вазы» с левой западной «ситуционистской» критикой. Это не мешает, а скорее, помогает им найти «душ Ставрогина» – что-то вроде бани Свидригайлова: место, из которого сквозит вечностью.
В этот момент читать становится интересно, но ненадолго.
Весьма умный, точный в публицистических определениях, философский в хорошем смысле слова роман, к сожалению, не снаряжён необходимыми костылями в виде характеров, конфликта и других девятнадцативековых предрассудков, удерживающих на плаву читательское внимание. Что называется, «атмосферное кино». Только вот атмосфера уж больно… сокуровская. Не зажируешь. Где-то с середины хочется спросить: «Ничего, что я здесь сижу?»
Роман якобы написан «мёртвым языком» (герои не говорят «зацени, йоу», как положено атмосферным молодым людям, а говорят «взрослость – всего лишь повышенная степень социализации, как в мире попранной традиции, так и в прекрасной империи духа, где правят служение и долг, а не желание расслабиться и наслаждаться процессом скольжения к смерти»), но отменяет ли это задачу коммуникации? Не уверен. У того же Достоевского всё же как – всё же по-человечьи: приехали, женились, убили… А тут – сплошное «кья-кья» и «цить-цить-цить».
Спасибо, хоть закончилось хорошо – мальчики и девочки превратились в белочек, вечность оказалась не так страшна, как все думали.
Шансы на победу тем не менее высоки: всё-таки этим романом Павел Васильевич Крусанов показал Пелевину, кто Пелевин, а кто тварь дрожащая, а Пелевин, например, лауреатом был… На полку – не знаю, не уверен, надо ещё пожить.
Василий Авченко. Правый руль
Краткое содержание: Дальний Восток и Восточная Сибирь в поисках национальной идеи.
Ну не так сразу на самом деле.
Просто там машины всё больше японские, праворульные, не как у людей. Что для думающего человека не может не составлять проблему. Представьте, что до определённой долготы население разбивает яйцо с тупого конца, а после – с острого. Чем это чревато, понимаете сами.
Или, скажем, половина левши, а половина правши.
Из-за меньшего расколы случались.
Запретить «ахтунги» нельзя: это всё равно что обязать половину страны ходить пешком, а не запретить – «транспортная теорема» получится. (Не помню точно, что это такое, но вроде бы от неё много вертикалей власти порушилось.) Всюду клин.