Им в штабах наплевать,
что мы падаем с ног,
Что у нас полегло здесь полроты.
Фланги резво рванули на Запад вперёд,
А у нас костью в горле – высотка.
Кто-то с дыркой во лбу
будет спать в Новый год,
Кто-то –
с телефонисткой-красоткой.
Был декабрь, а точнее – конец декабря,
Лапы елей под снегом согнулись.
А над той высотой пламенела заря,
Посылая к нам мины да пули.
Окопавшись по грудь
в подмосковных снегах,
Самокрутками руки мы грели.
Мы не знали тогда, что давно у врага
Каждый метр к высотке пристрелян.
Что ж они так вцепились
настырно в неё,
Словно волки — в лосиный загривок?!
Знать, не ведали, суки,
что к ним вороньё
Ранним утром примчит на поживу!
Был приказ на атаку. Мы в ад поползли.
Пулемёты в истерике бились.
И взлетали снега
вместе с плотью земли,
Засыпая нас в братской могиле.
Пули стригли озябшие ветки берёз,
Что подход окружали к высотке.
Стало жарко, когда я по снегу пополз,
А навстречу – подмётки, подмётки.
То мысками к земле, каблуком в небеса,
То направлены к райской долине.
В карауле почётном застыли леса,
А подмётки покрыл уже иней.
Стиснув зубы,
я полз мимо трупов на дзот,
Огрызавшийся из-под осины.
Где-то стыл
наш сибирский истерзанный взвод,
А над просекой – пули да мины.
Вдруг мой взгляд упирается
прямо в каблук.
Был каблук мне знакомым до боли.
Это ж Петька в снегу –
закадычный мой друг!
Это – старший сержант
Петька Волин!
Я подмётки ему перед боем подбил,
Я б узнал те подмётки и ночью.
Но немецкий снаряд по нему угодил
И разнёс по снегам Петьку в клочья.
И чернели от крови ночные снега...
Поле русское – снежная плаха.
Я молился неведомым русским богам,
А потом я, признаюсь, заплакал.
Так, рыдая, я полз по сугробам на дзот,
Мёрзли руки от трёх гранат в связке.
За снегами пылал фронтовой горизонт
В ожидании скорой развязки.
Связка в дзоте рванула,
как кара с небес,
И осина на дзот навалилась.
Застонал иссечённый осколками лес,
И дорога к высотке открылась.
Тут уж мы озверели и встали с колен,
И в атаке сошлись рукопашной.
Наплевав на приказ,
мы не брали их в плен,
Добивая штыком в рубке страшной.
Мы Женевских не знали
ни прав, ни границ,
Мы вгрызались в немецкие глотки.
В плен попал лишь один
лейтенантишко-фриц
На покрытой телами высотке.
Над снегами вскипал новогодний восход,
Мы махнули наркомовской водки...
Того фрица я, кстати,
отправил в расход,
Чтоб увидеть его подмётки.
ВЕЧНАЯ ПАМЯТЬ
Время не остановишь
Методом проб и тыка.
Мимо стылых становищ
Время стучит по стыкам.
Мимо языческих капищ,
Мимо Христовых храмов,
Мимо военных кладбищ
Время летит упрямо.
В мире ничто не ново...
Скажут? – Мы перестроим!
Бросят с трибуны слово –
Встанем бездумным строем!
Всё в этом мире тленно...
Выгодно? – Сменим знамя,
Плюнем на выкуп пленных!
Что ж это ныне с нами?!
Предана предков слава,
Преют плоды викторий.
Лжи наползает лава,
Сладкая, как «Love Story».
Поезд пронзает вечность
По перепутьям млечным.
При смерти человечность,
Память души лишь вечна.
Мы поменяли знамя
В битве неравной, нервной.
Но остаётся память...
Что с нею делать, стервой?!
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
На сон грядущий
Литература
На сон грядущий
ВПЕРВЫЕ В «ЛГ»
Ася АНИСТРАТЕНКО
Родилась в Иркутске. Окончила Новосибирский государственный педагогический университет. В настоящее время проживает в Санкт-Петербурге. Поэт, переводчик, редактор. Автор книги стихов «Приближение к теме» (2005).
***
говоришь сам себе, что прошла зима,
пережил то, что смог; что не смог, – оставил
так, как есть; не сошёл до конца с ума,
закалился в процессе не хуже стали,
вышел в мир, осмотрелся, раскрыл ладонь –
подкормить голубей у седой скамейки,
рассказал им, что свил сам с собой гнездо
там, внутри, где прописан до самой смерти,
рассказал им, что видел плохие сны,
что на кухне пригрелся у батареи,
но зимы не растопишь ничем земным,
а земное в тебе, говоришь, стареет...
рассказал бы ещё, но в ушах свистит,
и карман обмелел, и ладонь пустая...
иногда для того, чтобы всех простить,
одного воскресения не хватает.
***
когда б романтику метаний
сменить романтикой тепла
когда бы горечь отошла
оставив слабый след в гортани
но не тянула бы не жгла
и всё бы шло за просто так
само собой как дождь как снег
как ровный негасимый свет
любви достойной испытаний
в ней может радость на пятак
но без неё и жизнь не та
а с ней и смерти будто нет
***
...а потом понимаешь, что всё нужно было не так.
понимаешь чуть позже, когда расколочены лбы.
понимаешь смиренно ходы и мотивы судьбы,
отставая на шаг.
понимаешь смиренно, что мало что волен решать.
что тобой, как пером, водит чья-то большая рука.
понимаешь чуть позже, опять отставая на шаг,
стало быть – на века,
а потом понимаешь, что волен – и волен всегда –
выбить, выклянчить час или месяц,
пожить вопреки –
проскользить своё время по голой поверхности льда
и уже в пируэте понять, что опять опоздал,
и на этот-то раз –
вне щадящей руки.
***
повторяю упрямо на сон грядущий,
что дорогу осиливает идущий –
в каждом шаге и в каждой отдельной точке,
даже если – на нитке, на лоскуточке...
привыкаю тебя разделять с другими –
оттого ли, что сердце дано – как имя,
как единственный берег реки пологий,
и тропинка вдоль этой реки – дорога,