Всегда весёлая, острая на язык, готовая сломя голову броситься на помощь друзьям, Елизавета Ивановна никогда не унывала и никому не жаловалась. Только самым близким говорила, как волнуется за своего младшенького. Елизавета Ивановна дожила до 97 лет, а Ив Маньян добился своего: женился на актрисе и был счастлив.
Замуж за актёра мне никогда не хотелось. Но театр любила с детства, участвуя во всяческой самодеятельности. Особенно мне удалась роль вредноватой младшей дочери Аргона из «Мнимого больного» Мольера. Перед каждым выступлением мои гладкие волосы смачивались пивом в качестве фиксатора и накручивались на бумажные папильотки. На сцене в такт словам я потряхивала локонами, распространяя запах «Жигулёвского», и горделиво демонстрировала кружевные панталончики до колен, сшитые бабушкой. В старших классах благодаря спортивной фигуре мне доверили роль Керубино из «Женитьбы Фигаро». Мы разыгрывали сцену примерки женского платья пажу в комнате графини. Но вершиной театральной карьеры стал монолог Сида из одноимённой пьесы Корнеля. Я не переодевалась в мужской костюм, подобно Саре Бернар, не копировала лучшего Сида всех времён – великолепного Жерара Филипа. Я с жаром, пафосом и чёткой артикуляцией наговорила монолог на магнитофон, чтобы мой студент, слушая плёнку дома, выучил слова страсти и любви наизусть без ошибок, с произношением, максимально приближенным к французскому.
Результат превзошёл все ожидания. В присутствии преподавателей кафедры иностранных языков ГИТИСа, сокурсников и зрителей в зал ворвался молодой человек под два метра ростом, одетый в не по-зимнему белый костюм с болтающейся на боку шпагой. Последующие пятнадцать минут он метался по сцене, взъерошивая пятернёй волосы, хватаясь то за сердце, то за голову, то за рукоять боевого оружия; то закатывая глаза, то бешено ими вращая. Столь разнообразные телодвижения сопровождались не менее разнообразными звуками. Громкий шёпот временами переходил в грозный рык, разбавлялся криками отчаяния и сменялся красноречивым молчанием, похожим на забвение текста. Всё происходящее означало борьбу долга с чувствами героя: отмщение престарелого родителя требовало немедленной крови обидчика, коим являлся отец любимой девушки. Убить его на дуэли – потерять её, не отомстить – покрыть себя вечным позором и всё равно лишиться любви прекрасной девы Химены. Напряжение присутствующих достигло апогея, когда будущая звезда отечественной сцены попытался пронзить себя стальным клинком и тем самым решить все проблемы. Но шпагу не удалось отцепить от пояса брюк, и экзаменуемый в непритворном отчаянии скрылся за кулисами.
Кафедра высоко оценила нашу работу над образом Сида. Мой студент из далёкого белорусского городка получил высший балл, а я поняла, что самое трудное в театре – искренне и убедительно говорить о любви. Немногие актёры справляются с этим чувством. Когда-то на малой сцене Ленкома шёл «Карманный театр» Жана Кокто. Пять монологов о любви в исполнении Алфёровой, Шаниной, Янковского, Збруева и Абдулова. Спектакль давно покинул репертуар, ушли из жизни два исполнителя, а у меня до сих пор мурашки по телу от воспоминаний и слов, произнесённых двумя Александрами – Абдуловым и Збруевым. Последний даже лишал себя жизни в конце монолога от переизбытка чувств-с к женщине, его разлюбившей. О, женщины! Всё из-за вас. Где бы, что бы ни случилось – cherchez la femme! Подарив миру знаменитое восклицание «Ищите женщину!», французы прежде всего имели в виду своих соотечественниц, почитая их существами необыкновенными, соблазнительными, умеющими себя подать, любого очаровать, устоять против которых возможно только теоретически. Одним словом, они наделяли их шармом, который, казалось, через язык и культуру передавался в какой-то мере и нам, посвятившим себя изучению французского, причём если на вас была надета вещь с ярлычком made in France, то процент содержания шарма в крови возрастал многократно.
В моём скромном гардеробе (от франц. garder robe – «хранить платье») кое-что было. Нашей близкой знакомой от родственников из Парижа приходили посылки. Иногда присланное отличалось такой маломерностью, что подходило только мне, и я щеголяла в кофточках из универмага Printemps («Весна»). А однажды мне перепали чудесные белые лаковые башмачки, такие классные, и оба на левую ногу. Умение одеваться – важная, но далеко не единственная глава великой книги Savoir vivre («умение жить»). В эту книгу век за веком, поколение за поколением французы вписывают рецепты «как жить», зная заранее, что лучше, чем они сами, никто с рекомендациями не справится, потому что только у них и только в их стране есть всё необходимое и самого высокого качества, начиная со свободы, равенства, братства и заканчивая вином, культурой и, конечно, едой. Французы настолько уверены в своём превосходстве, что позволяют своим мишленовским звёздам загораться и гаснуть над ими же выбранными ресторанами по всей планете. Они не сомневаются, что только во Франции повара готовят такое, за что клиенты готовы платить любые деньги.