– Что мне нравится в таких фигурах, как Лавренёв и его герой Адамов? Он согласился пойти в Красную армию, поскольку началась массовая интервенция 14 держав. Многие офицеры царские перешли – треть офицерства, по историческим данным, добровольно пошла в Красную армию из-за интервенции. Был антагонизм у армии царской и с чиновничеством. Они считали, что те отняли у армии победу, обобрали и так далее. При этом Адамов верен присяге. Он присягал только государю российскому. И говорит: когда захватчики стали рвать отечество на куски, красные предложили встать на его защиту. Но это не значит, что я красный или я большевик, говорит он. Конечно, никакой он не большевик. Это его нравственный выбор.
Он не может позволить, чтобы мальчика расстреляли, а он остался жить. Офицеры, которые вынуждены их расстреливать, это понимают и, если вглядеться, одобряют его решение, такую позицию уважают.
– Вы нашли хорошую деталь, подчёркивая, что на белых солдатах каски немецкие, сукно английское… Вроде бы антураж, но за ним многое стоит.
– Помните, там ещё реплика такая: он и языка русского не понимает, а командует?
– Тут ассоциации и с современностью – с футболом, с чем угодно… Но давайте вернёмся к президентской комиссии исторической. Я понял, что вы одобряете, что надо было создать такую комиссию…
– Да, конечно.
– На самом деле белых, красных, словом, необъективных оценок немало собралось. Нужно фильтровать. Так?
– Нужно. Я сам немало пережил. Против меня было сфабриковано дело по первой картине по Трифонову, так и недоснятой. Следствие длилось год. Я хлебнул всего этого, понимаете… Мне было тридцать лет тогда…
Во всём надо разбираться. Часто, кстати, о «советском тоталитаризме» громче других кричат те, кто при советской власти процветал. И с революцией тоже надо разбираться – и подробно. Продолжают говорить, что Ленин какие-то деньги немецкие получал. Но ведь работала следственная комиссия Временного правительства, которая пришла к выводу: никаких денег не было. Надо и те материалы поднять. Что касается Октября семнадцатого года, то это была революция. Только безграмотные или крайне политизированные люди могут говорить, что это был переворот. Да, большевики использовали возмущение народа. Но переворот – это когда внутри одной системы меняются руководители насильственным путём. А когда меняется социальный строй, это революция. Мало того, надо разбираться в репрессиях, в конце концов. Надо просто сделать наконец открытыми все основные документы. Я воспринимал перестройку как возможность разобраться с происходившим, добраться до документов, разобраться в истории. А этого до сих пор не происходит.
– Вы считаете, что до сих пор?
– До сих пор, до сих пор.
– В связи с этим ещё один вопрос по фильму. Он завершается ремаркой, что неизвестно, как сложилась судьба большевистского коменданта Кухтина. Но если пофантазировать: как думаете, удалось ему встретить графиньку, о которой он так мечтал? И вырастить с нею воспитанных, знающих языки и манеры детей?
– Вы знаете, один мой студент, владелец гостиницы, приезжал на занятия на шестисотом «Мерседесе», с охраной. Потом, правда, купил какую-то старенькую машину и на ней подъезжал. Но шестисотый всё-таки ждал его за углом. Так вот он и подобные ему люди, когда я показывал фильмы Довженко или того же «Чапаева», вопрошали: а в кого эти герои в 37-м году превратились? В зверьё! – сами же себе отвечали. А я спрашивал, почему вы считаете, что в зверьё? А может, это их перебили в 37-м? Нет, такие люди, как Кухтин, были люди искренние. На графине жениться хотел, чтобы дети у него были образованные. Что в этом худого?
– Это как порыв к красоте. И, кстати, продолжение линии – соединения красных с белыми. Ведь это всё очень переплетённое, более сложное.
– Конечно. Всё неоднозначно. Величайший роман «Тихий Дон». Неслучайно они его отпихивают сейчас. Он не в пользу того отношения к истории, которое существует у Сванидзе, скажем. Так что надо выбирать – Сванидзе или Шолохов. Я понимаю всю трагедию и сочувствую Мелехову во всех ситуациях, где бы он ни был – в белом лагере или красном. Я понимаю нравственное стремление этого человека к правде. У него оно есть, очень сильное. К правде, к справедливости. К какому-то обществу, где достигнута большая справедливость. Где будет больше доброты, нравственных начал. В том числе и об этом наш фильм.
– Знаю, что и у него, похоже, складывается непростая прокатная судьба. Но вам ведь не привыкать!