Читая книжку Туркова и делая из неё выписки, я поражался способности холодно, почти на уровне науки, констатировать и горячее, и опасное, – пожалуй, я на такое бы не решился. Но, впрочем, как же я люблю укрываться за цитатами!
Книжка А.М. Туркова, с одной стороны, достаточно популярна, она написана в широко распространённом сейчас жанре откровений. Какой общественный деятель не диктует в наше время свои воспоминания обработчику, какой крупный актёр уже не отдиктовал упрощённый и примитивный, как доска, текст… А писатели, включая меня, публикуют старые и новые дневники, где сводят счёты со своим прошлым, а иногда и будущим, пытаясь вырвать его у настоящего…
Книга Туркова в этом смысле, являясь общественным явлением, несколько другая. Не переставая быть чрезвычайно личным текстом, она отважна и ясна, как просторные максимы Монтеня.
«Между прочим, произошёл следующий любопытный эпизод. В моём гостиничном номере радиоприёмник был, а у Фёдора Александровича (Абрамова. – С.Е.) – нет. И однажды на прогулке, пересказывая ему новости, услышанные по какому-то из «вражеских голосов», как тогда в СССР именовали и Би-би-си, и «Свободу», и «Голос Америки», и «Немецкую волну», я упомянул о том, что в передаче с крайним возмущением говорилось о некоем еврейском юноше, не принятом то ли в университет, то ли в физтех.
Прихрамывающий рядом (он был тяжело ранен под Ленинградом) Абрамов вдруг резко остановился и сердито заметил, что вот об этом говорят, а ведь из его родного села Веркола после него самого, поступившего в университет перед войной, никто больше в институты не попадал. И как горько это было сказано! (Между тем за подобную речь Фёдора Александровича в пылу тогдашних национальных страстей свободно могли и в антисемиты зачислить, да, по слухам, и зачислили.)».
Андрей Михайлович никогда не изображал (и сегодня не изображает) из себя страдальца, как иные наши писатели и деятели культуры, получившие профессорские звания, академические шапочки, докторские дипломы во время прошлого, «безжалостно угнетавшего их режима». В этом и заключается природа таланта, в основе которого всегда лежит чувство справедливости.
Пожалуй, на этом я и закончу, ибо самая последняя цитата, которую мне так хочется выхватить из Туркова, соответствует и моим представлениям о сегодняшних днях, которые исследователи назовут историческим процессом: «Нынешние критики марксизма и всяческое поношение социализма вообще горестно демонстрируют, как трагически и основательно скомпрометировано, в сущности, не перестающее быть «дорогим» дело установления справедливости».
Сергей ЕСИН
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345
Комментарии:
(обратно)
По-другому и живу я и дышу
ТелевЕдение
По-другому и живу я и дышу
ЭКРАН ПИСАТЕЛЯ
Герберт КЕМОКЛИДЗЕ, ЯРОСЛАВЛЬ
«Россия-1» повторно показала фильм Михаила Рогового «Судьба поэта» – о самом, пожалуй, именитом русском советском песеннике Василии Ивановиче Лебедеве-Кумаче – фильм был снят к 110-летию поэта, которое скромно отмечалось два года назад. Но, случайно или нет, новый показ вписался в тематику годовщины Великой Победы, поскольку «Священная война», ударно созданная Лебедевым-Кумачом и бывшим регентом храма Христа Спасителя Александром Александровым, оказалась, пожалуй, самым мощным идеологическим достижением антифашистской пропаганды, осуществлённой Советской властью в военных условиях. Достижением, сравнимым по эффективности разве что с введением в бой ракетной артиллерии.
«Священная война» – несомненный шедевр, созданный в условиях общественной системы, которая теперь открыта для критики, часто теряющей рациональность. Она ведётся не дабы уберечь от ошибок прошлого, а чтобы отвлечь внимание от пороков настоящего. При таком подходе все деятели культуры, верой и правдой служившие прежней системе, оцениваются наиболее рьяными её критиками как творчески бесплодные и потому склонные к плагиату. Такие обвинения, предъявленные, в частности, и Михаилу Шолохову, и Василию Лебедеву-Кумачу, были опровергнуты убедительными документами – рукописями, которые хотя и горят, но не всегда.
Тема незаслуженных посмертных камней, брошенных в поэта, стала, понятно, составной частью фильма, поскольку обвинители продолжают считать себя правыми, не соглашаясь с мнением суда о «Священной войне», признавшего бесспорное авторство Лебедева-Кумача, подтверждённое черновиком с многочисленными правками. Не успокоились и некоторые трудолюбивые самодеятельные текстологи, стремясь доказать, что песня эта никак не может принадлежать Лебедеву-Кумачу: мол, слабó было сочинить мощное мобилизующее стихотворение пииту, у которого, дескать, все остальные стихи чуть ли не словесный мусор. Где уж «сталинскому барду» до лексических взлётов «священная», «ярость благородная», «отребье человечества»…