Разбудил меня звонок из рецепции. Я быстро оделся и царственно спустился вниз по витой лестнице. Внизу меня поджидал Йозеф. С ним была совсем юная девушка в лёгком цветном платье. На меня повеяло ароматом цветущего сада, когда на растениях ещё не высохла утренняя роса. Йозеф представил её как студентку театральной академии и свою невесту. Когда я целовал её изящную ручку, сердце моё сжалось от того, что я заметил на ней обручальное кольцо. «Держи себя в руках, мужик!» – сказал я себе, принял деловой вид и спросил, каковы их планы на вечер.
Йозеф ответил, что в это время они обычно ходят на вечернюю службу в кафедральный собор, который возвышался над городом. «Я тоже хотел бы побывать там», – сказал cебе, хотя и не принадлежу к истово верующим. Мы перешли каменный мост, поднялись на Рыбацкий бастион и оказались среди прихожан. Внутри храма было холодно и тихо, слышна была только волшебная музыка органа.
Смиренно скрестив пальцы, я то и дело бросал взгляды на невесту. Она поправила непослушный локон своих шёлковых волос, в чём я усмотрел тайный знак того, что она угадывает мои греховные мысли. Так мы разыгрывали библейскую сцену кающихся прелюбодеев. После службы зашли в уютный ресторанчик, чтобы выпить по бокалу токайского вина. Внутри царило ленивое спокойствие. Только один столик был занят парочкой немецких туристов. Цимбалист еле шевелил палочками, а скрипач и вовсе дремал. «Что, так и будет продолжаться?!» – запротестовал во мне любитель разгульной жизни, но Йозеф объяснил, что они проходят обряд очищения и не могут себе позволить никаких излишеств. «Поститься? Ну уж нет!» – возмутился я, подозвал официанта и сказал ему, чтобы с этого момента он обращался только ко мне. Я заказал их лучшие закуски, и вскоре на нашем столе появился большой деревянный поднос, уставленный разнообразными вкусностями. Всё это называлось «Пастушья поляна». К тому, что принесли, я добавил две бутылки токайского и распорядился, чтобы ещё одну бутылку отнесли музыкантам. Те сразу же заиграли в ритме чардаша.
Мои сотрапезники тоже оживились и очень скоро забыли данный ими обет. После второго бокала даже Йозеф вылез из своего панциря и начал барабанить пальцами по столу, раскачиваясь в такт мелодии. Это придало мне смелости, и я взял невесту за руку, чуть влажную от возбуждения, чтобы пригласить на венгерский танец Брамса, который заранее заказал музыкантам.
В ритме танца я повёл её к выходу из ресторана, бережно придерживая за талию, словно в моей руке был хрупкий цветок. Так незаметно, делая вид, что танцуем, мы вышли за пределы террасы и оказались за довольно густыми, цветущими кустами. Там я прижал её к себе, она же больно и страстно укусила меня своими жемчужными зубками. Я ответил ей с не меньшей страстью, и она сомкнула руки вокруг моей вытянутой, как у жеребца, шеи. Когда мои нетерпеливые руки заскользили по её нежным, как шёлк, бёдрам, я властным движением прижал её к парапету возле небольшой скульптуры сатира и, обхватив своими волосатыми руками эту изнемогающую от желания и страха русалку, навалился на неё с такой силой, что мы чуть было не скатились в реку.
Благодарные музыканты продолжали играть, не удержался только Йозеф, который пришёл посмотреть, куда мы пропали. Хотя и пьяный, он был вне себя от возмущения и обвинил меня во всех смертных грехах, заявив, что между нами всё кончено и после случившегося будет благоразумнее, если завтра же утром я уеду. У него был вид разгневанного короля Каломана, который изгоняет крестоносцев, злоупотребивших гостеприимством венгров.
Когда вернулись за стол, оскорблённый Йозеф швырнул мои рассказы на пол и заявил, что такие жалкие сочинения никогда не будут известны его соотечественникам. После этого он обнял свою невесту, и они с гордым презрением покинули ресторан. «Ты, мальчик, меня ещё не знаешь!» – крикнул я ему вслед и вот что удумал. Я свернул рассказы трубочкой, запихнул их в пустую бутылку, плотно закупорил её пробкой и изо всех силой бросил в реку. Я не забыл положить в бутылку небольшую записку, в которой просил каждого, кто найдёт мои рассказы, прочитать их и после этого вновь бросить в реку. Моё скромное желание сводилось к тому, чтобы рассказы дошли до как можно большего количества любителей изящного слова. Не забыл я написать и свой адрес.