В постановке «Жар-птицы» РНО и Плетнёв скромно отошли на второй план: их расположили внизу, на месте партера. А огороженную чёрными портьерами сцену Зала Чайковского целиком отдали детско-подростковой массе, набранной, если верить организаторам, прямо на улице. Собственно, именно таким образом британский хореограф давно и успешно вовлекает в искусство самый безыскусный электорат – детей. Причём детей с ограниченными способностями. Политкорректный смысл дела заведомо ограждает Ройстона от нападок балетных профессионалов. В конце концов дело тут не в «жете» и «фраппе», а в серьёзном отношении к тому, что доброта спасёт мир.
Конечно, в наших широтах такой взгляд на вещи ещё не распространён (Ройстон Малдум работает в Англии, Франции, Германии, Финляндии). И, руку на сердце положа, оценочный критерий первого представления наши критики формировали в борьбе с самими собой. Поначалу смущали гимнастика и аэробика под акварельно отделанный аккомпанемент не столько в духе модерна Стравинского, сколько в духе Римского-Корсакова и Лядова. Однако уже после концерта высветилась любопытная подробность: изначально планировавшихся детей с ограниченными возможностями в Москве не нашлось. Все они к приезду хореографа оказались под опекой соответствующих социально-оздоровительных структур. Поэтому были набраны самые обычные девочки с мальчиками. И то, как они старательно сплетались змейками, кружились хороводами и вздымали на руках Царевну с Царевичем, остаётся принять за социальную норму в деле приобщения детей к сказке искусства.
Ещё один сказочный сюжет фестиваля – концертное исполнение россиниевской «Золушки» – обернулся абсолютным триумфом итальянцев: меццо Серены Мальфи (Золушка), коллекционного комика Бруно Пратико (Маньифико) и мнимо простоватого тенора Антонио Сирагусы (Принц). Однако главной неожиданностью импровизированного представления стал сам Михаил Плетнёв. Глядя на его задорную жестикуляцию, хотелось протереть очки – тот ли это Плетнёв, который обычно как из-под палки идёт на сцену, где скуп на движения невероятно. Партитура с купированными речитативами шла в заоблачных темпах. Блёстки россиниевского юмора сыпались тут и там, вызывая восторженные аплодисменты. Пожалуй, это второй случай после прошлогоднего исполнения РНО другой россиниевской оперы – «Итальянка в Алжире» (дирижировал Альберто Дзедда), когда дух баловства, буффонады и виртуозности возобладал над глянцем лучших записей Россини. Всё-таки CD-запись – одно, а непосредственное ощущение лёгкого россиниевского дыхания – совсем другое. И если в течение трёх с половиной часов это ощущение только усиливается, значит, вложено не только мастерство (Плетнёв дирижировал наизусть), но и что-то ещё. Назовём это талантом впадать в детство – талантом, которым наделены почти все великие люди.
Кстати, на последнем концерте в финале бетховенской Девятой симфонии Плетнёв вытворил нечто подобное. Дирижируя хором в «500 голосов», половина которого заняла верхние балконы, маэстро увлечённо пел «Оду к радости». По совместительству с сугубо дирижёрской функцией взял на себя и функцию, так сказать, пятьсот первого голоса в общем хоре. Это было демократично и по-человечески симпатично. Ну а гигантский количественный показатель всей акции опять же настаивал на непривычном нам типе коммуницирования профессионалов с любителями. Ведь «Обнимитесь, миллионы» пели и юрловцы, и мининцы, и Академия Шнитке, и инженерно-физический институт, и МГУ, и даже Омский университет. И как пели! Не испытать подъём в таких случаях невозможно. Публика устроила стоячую овацию исполнителям и маэстро, который тем временем уже уговаривал «лучшую половину» солистов принять благодарность на свой счёт. Динара Алиева (сопрано) и Лариса Костюк (меццо) и впрямь блеснули, ни разу не спасовав перед испытанием сумасшедшими плетнёвскими темпами.
Другие фестивальные концерты представили РНО в нетрадиционном спектре – от камерного формата до конкурсного. Камерный состав, ведомый трубачом Владиславом Лавриком, мастерски проаккомпанировал баховско-генделевским колоратурам Лоры Клейкомб (сопрано, США); явил виртуозность новейшего типа в сочинении собственного кларнетиста Андрея Рубцова; отчитался в квартетном и камерно-концертном жанрах; наконец, рекомендовался знакомством с незаигранными авторами ХХ века (Чарльз Айвз, Эрнст Кшенек). Публики собралось немного, но информацию об увлечениях музыкантов РНО она получила сполна.