Да, полки в магазинах под потолок забиты книжками российских писателей. Но в большинстве своём это литература переходного периода: детективы, фантастика, любовные романы. Эти книги вполне устраивали читателей 90-х. В переходное время большинству россиян было не до серьёзной литературы. Жизнь и так была слишком серьёзной. Нужно было выживать, приспосабливаться, перестраиваться.
Но сегодня часть взрослых российских читателей уже вполне вписалась в новую жизнь. И что ещё более важно: за последние годы в стране выросло новое поколение, которое вообще не помнит ни Советского Союза, ни перестройки, ни «лихих 90-х». Эти новые читатели воспринимают современную жизнь как должное, как нормальную. И именно они чем дальше, тем больше будут заявлять о своих потребностях.
Современным россиянам нужна не только новая литература, но и книги в новых цифровых форматах. Отечественные издатели об этом сегодня мало задумываются. Но всё же представляется, что часть старых издательств, сделав первый шаг в рынок, сделает и второй – полностью впишется в новое экономическое пространство. Очевидно, на издательский рынок выйдут и совершенно новые структуры. Переходное время заканчивается. Время переходной литературы проходит…
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 4,0 Проголосовало: 4 чел. 12345
Комментарии:
Поезд и мужик
Литература
Поезд и мужик
МЕЖДУНАРОДНЫЙ ДЕНЬ ПЕРЕВОДА
О переводе романа «Анна Каренина»
Аннелиза АЛЛЕВА, РИМ
30 сентября отмечается Международный день перевода, учреждённый Международной федерацией переводчиков в 1991 году. В 2010 году отмечается под предложенным Союзом переводчиков России девизом: «Стандарт качества в многоголосом мире». Труд «почтовых лошадей просвещения» (Н.М. Карамзин) виден нам по результатам. Но много ли мы знаем о внутренней кухне тех, кто своими усилиями соединяет народы и времена? Мы предлагаем вашему вниманию записки о прозе Льва Толстого известной итальянской переводчицы, поэтессы Аннелизы Аллева, уже познакомившей читателей своей страны с переводами всей прозы А.С. Пушкина и произведений многих современных российских поэтов и прозаиков.
Итальянскому переводчику предстояло привести в движение тяжёлый состав, чтобы приспособить к собственной языковой системе совершенно другую, скрытую в русском языке.
Стиль Толстого только кажется простым.
Во второй части автобиографической трилогии «Детство. Отрочество. Юность» он утверждал этот свой общий литературный стиль. В те годы Толстой был занят обретением хороших манер, comme il faut, и помнит двух школьных товарищей, о которых пишет с осуждением: «Например, они употребляли слова глупец вместо дурак, словно вместо точно, великолепно вместо прекрасно, движучи и т.п., что мне казалось книжно и отвратительно непорядочно».
Толстой хочет показать нам жизнь такой, какой она есть, это – его цель, и изображать её он намерен трезвым, ровным стилем.
Владимир Набоков написал о Толстом, что «он открыл способ, представляющий жизнь, который очень приятно и чётко совпадает с нашим представлением о времени». Борис Эйхенбаум отмечал, что «люди его текучи».
Например, в начале романа у Вронского всегда «крепкие сплошные зубы», но потом, после смерти Анны, к концу романа, когда он собирается уехать на войну, у него зубы болят.
С другой стороны, под педагогом Толстым, под аскетом, под решительным учителем хороших манер скрывается ученик Пушкина, архитектора совершенных литературных созданий. Как Пушкин, Толстой объявляет читателю тему главы, повторяя много раз то же самое слово в её начале либо его синонимы. Как Пушкин, Толстой пользуется словами символическим образом, устанавливая тайную связь между разными лицами романа. Как Пушкин, Толстой пользуется поэтическими средствами в романе, создавая в сюжете, через персонажей, то ли открыто, то ли тайно, симметрию, очень похожую на рифму. Роман «Анна Каренина» на самом деле построен на пересечении двух пушкинских фрагментов: «Гости съезжались на дачу» и «На углу маленькой площади» (оба написаны между 1828 и 1830 годами).
У Толстого, как у Пушкина, есть подтекст. Толстой скрывает свой подтекст, иногда и в иностранных текстах романа.
Как следует из «Отрочества», Толстой явно не любит ни крайности, ни колоритного говора подростков, ни книжного, фальшивого тона. Его проза никогда не пытается удивлять, вызвать восклицания или быть смешной. Наоборот, он следит за идеалом естественности.