Люсия Лакарра, выращенная балериной в труппе Виктора Ульяте, подтвердила славу испанских женщин. Которым, чтобы считаться красивыми, нужно отвечать сотне требований. Что ж, ни одно не осталось без твёрдого «да». Лакарра совершенна. Что танцевала? Да неважно…
Матильда Фрусте, Франция. Девушке было трудно, если вы понимаете, что речь идёт о сравнении. Поэтому отринем оценки. Тем более что выставляем их вовсе не мы. Завершим лучше обзор упоминанием Алины Кожокару. В тени её достоинств могут спокойно отдохнуть на бревне все румынские гимнастки (чем ещё знаменита Румыния?). Места хватит. Но если начать подбирать слова, то получится банально: красива, легка, точна в движении… А волшебство? Увы, я не маг, гипнозу Кожокару мои буквы вряд ли соответствуют.
Так кто же стал самой-самой? Кто победил? Мы. Русский балет. С минимальными потерями в живой силе.
Балеринами двух пятилеток были названы: Диана Вишнёва, Светлана Лунькина, Люсия Лакарра и Алина Кожокару, воспитанница киевской балетной школы. Остался вопрос: Осипова. Постараемся дать ответ.
Балет аристократичен и народен. Он – явление культуры в её экстремальной ипостаси. А кто диктует культуре, кто задаёт в ней моду? Ницше утверждал, что богатые бездельники. У них есть время на вкус. У богатых дельцов нету. И всюду, куда проникают наклонности бизнесмена, разражается эстетическая трагедия. Кроме балета. Даже занятой человек в своих визуальных пристрастиях опирается на общее место народного вкуса, выкованного веками расовых представлений о красоте. И если «массы» считают лучшей балериной танцовщицу В., то надо подумать: а не в том ли дело, что она хотя бы блондинка? Балет – это зрелище. Он никогда не о лебедях и не о французских революционерах. Или не только о них. Но всегда – о красоте человеческого тела.
Поэтому каждый из нас – эксперт. И каждый эксперт – часть целого «мы». Оценка не совпала с индивидуальной? Дружок, это статистика, а она оперирует таким понятием, как «погрешность». И последняя неустранима. Даже в балете, весь дух которого основан на расовом инстинкте прекрасного. Массовом в своей первобытности.
Евгений МАЛИКОВ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
(обратно)Писал о том, что рвётся из сердца
Искусство
Писал о том, что рвётся из сердца
ЭПИТАФИЯ
Не стало Михаила Рощина. И никаких эпитетов перед этим именем ставить не нужно, потому что ни один из них не сможет отразить всю глубину отпущенного ему редкого дара – иметь смелость говорить о том, что тебя действительно волнует. На это и раньше отваживались немногие, а что говорить о дне сегодняшнем, когда и в литературе, и в драматургии безраздельно царствует матёрая конъюнктурность, всё измеряющая звоном монеты и рёвом труб меднолобой славы.
И в пьесах своих, и в прозе (которой, увы, пришлось существовать в тени рощинской драматургии) ему удавалось соединить, казалось бы, несоединимое: социальную заострённость с трогательным мелодраматизмом, лёгкую насмешливость иронии с обличительностью сарказма. Рощин начинал как прозаик, но когда душа запросила, как он выражался, отдачи, «прикосновения к читателю», он обратился к драматургии. «Валентин и Валентина», «Эшелон», «Старый Новый год», «Спешите делать добро!» – в 70-е они шли практически на всех сценических площадках Советского Союза, начиная с «Современника», МХАТа и БДТ и заканчивая самодеятельными студиями при институтах и домах культуры. Люди приходили на спектакли по многу раз: в рощинских героях они узнавали себя, находили ответы на их самих мучившие вопросы. Рощин был убеждён – театр должен потрясать, иначе нет смысла им заниматься. Каким «простым» кажется со стороны секрет феноменального успеха его пьес…
Художник с обострённым чувством времени, он ещё тридцать лет назад, в кажущемся таким далёким 80-м, предвидел трагичную участь отечественного театра, который «как никакое другое искусство, принадлежит злобе дня и легко подвержен всем веяниям времени, в том числе моде. Случаются вообще странные вещи – плохую пьесу ставят (в силу её, допустим, суперактуальности), тратя на неё силы, время, деньги, а до хорошей (но «спорной») уже, естественно, не доходят руки». Сегодня странность эта стала нормой. Суперактуальная новая драма своей критической массой практически выдавила с русской сцены профессиональную современную драматургию, которой интересны не маргиналы, плывущие в потоке своего сумеречного сознания, а живые люди с реальными, а не сконструированными проблемами.