под тягучий колокольный звон.
Почему же скупо мы и редко
в вихре дел и малых и больших
вспоминаем о родне, о предках,
о печалях, о надеждах их?
Коль, Земля, к забвенью ты спокойна,
то ничем тебя не прогневишь…
Как забыть прабабушку Матрёну –
скрытую поддержку корневищ?
Беспокойства даром или данью
облагает нас, живущих, прах.
Отзвуки тех песен, тех рыданий
в новых песнях и колоколах!
***
Уже не юный человек
ты, мой дружок.
Вороны и по скверу снег
наискосок.
Навряд ли завести роман
под это карк.
Для тех, кто весел, юн, румян,
ты просто стар.
Ушли, ушли твои часы
вон в тот песок,
с восторгом, с гроздьями росы –
наискосок.
Ну что же, что же, ранний снег,
лети, черти
и в полутьме, словно во сне,
свои пути.
И перечёркивай меня.
Я за чертой:
лучом фонарного огня,
мечтой пустой…
Пускай меня перечеркнут,
но этот сквер
пусть угловато дарит тут
любовь и свет.
Ульяна ГРУДЦОВА
Завистнице
Примерь мои платья,
Возьми мои бусы!
Осмелюсь сказать я:
«Нет друга на вкусы!»
Оставь мои кольца
И запах духов –
Тебе достаётся
И привкус грехов
Чужих, но знакомых!..
Он манит, пугая.
Ты в старых обновах
Поймёшь: я – другая!
Воскликнешь: «Чем лучше?»
– Не в тряпках секрет!
Все вещи истлеют,
Душа моя – нет.
Про Карлсона
Ты мне – почти уже семья,
Мой друг, блуждающий по крышам.
И знаю я, и верю я,
Что ты меня, как прежде, слышишь,
Что прилетишь, что увлечёшь
В наш мир романтики и детства,
Что снова мило ты солжёшь,
Что жил ты рядом, по соседству.
От гриппов, птичьих и свиных,
Лекарство верное пропишешь:
Дышать, чтобы творить стихи,
Творить стихи, пока ты дышишь.
...Подрос щенок, и мой пирог
Заполонила уйма свечек...
«В расцвете сил» сорву замок,
Мечтой наполню этот вечер.
– И знаю я... И верю я...
А ты меня, как прежде, слышишь?
...И спит семья, и спит земля,
И дождь стучит,
стучит по крышам...
***
Живя надеждою на встречу,
В плену немой разлуки,
Я позабыла, что не вечен
Надрыв сердечной муки.
Я разучилась улыбаться
И разучилась верить,
Но научилась разбираться
В цене любой потери.
Порой излишняя серьёзность
Меня вязала в кокон.
Но не устал не подчиняться
Платку упрямый локон.
От встречи я бегу отныне
В объятия разлуки.
Но я жалею, что остынет
Надрыв сердечной муки.
Владимир КАБАНОВ
В деревне
Не пахнет в деревне моей пирогами,
Санями давно уж не торится след.
Мне грезится поле
с большими стогами.
Но поля, но поля того уже нет.
И сам я в деревне почти не бываю.
Меня позабыли, наверное, псы.
При встрече меня, может быть,
и облают,
Но я захвачу и для них колбасы.
А раньше меня провожали до дома,
Бежали гуськом впереди и за мной.
Дорога до дома была им знакома,
Собаки в деревне дружили со мной.
Не пахнет в деревне моей пирогами,
Санями давно уж не торится след.
Мне грезится поле
с большими стогами.
Но поля, но поля того уже нет…
Русак
Зима. Изба. Окно. Калитка…
Да печка греет кое-как.
И что-то часто рвётся нитка –
Ба! За калиткою Русак…
Большой. Стоит на задних лапах,
Как человек, толкает дверь.
И не пугает дыма запах:
Вот это зверь, вот это зверь!
Откуда здесь он в рань такую?
Знать, от кого-то убежал,
И, шкурой серою рискуя,
Он даже след не заметал.
А снега было по колено.
Охотник обходил село…
Трещало толстое полено,
О чём-то плакало стекло…
Зайчище оказался хитрый,
Ему сегодня повезло:
Была калитка незакрытой
Тому охотнику назло…
Виктор КРАСАВИН
Грустная история
Вот клёны с осенью прощаются,
Курлычут листья, как журавлики.
И лужа в море превращается,
Приняв те листья за кораблики.
Летят они, как невесомые,
Такие яркие и разные,
И по воде скользят весёлые,
Включаясь в парусные праздники.
И ветер дарит им движение,