Трудно, вскормившись такой редкой красотой, потом от неё отказаться и жить вдали, прочно заперев внутри безграничную любовь к Северу. Но что оставалось делать сотням сбежавших беломорчан, если нормально жить здесь тоже не получалось?.. И не получается, как выяснилось.
Вернувшись через четверть века к родным пенатам, я увидела, как пропадает ни за понюшку табаку город, где творилась история молодого Советского государства. Возникший ценой пота и крови сотен тысяч людей, имевший смысл и значение город запросто исчезает с карты страны.
Ходивший, пусть временно, в ранге столицы республики, он теперь низвержен до состояния городского поселения, о котором с горькой прямотой пишется в прессе: «…условно всех беломорчан можно разделить на людей и бомжей…» (из газеты «Всё о жизни района»).
Бедность материальная и духовная, отброшенность на обочину во всех отношениях, скука, безразличие, отсутствие смысла в ежедневной деятельности, общая бесперспективность – таким представляется Беломорск приехавшим. Словно Мамай с ордой промчался: неухоженные, хотя и жилые, дома, многие без дверей и окон; разбитые улицы, заболоченные канавы. В бывшем городе живут, как могут, 12 (из бывших тридцати) тысяч человек, а он зарос сорной травой по макушку. О деревянных тротуарах давно забыли. Мосты (не прихоть и не украшение, а насущная надобность) исчезают. Один сгорел, второй обвалился, третий на ладан дышит – местная власть и суставом не шевелит по их восстановлению. «Если бы строениям ставили диагноз, то наши мосты однозначно приговорили бы к летальному исходу. Мол, жить осталось чуть-чуть и ничем тут не помочь, так как процесс разрушения необратим…» Кажется, что это о самом городе пишет местная пресса…
Средняя заработная плата равняется минимальной по стране: 5–6 тысяч рублей, хотя должна быть на порядок выше, поскольку люди официально пребывают в условиях Крайнего Севера и им положена надбавка в 100 процентов. Схема начисления денег проста: устанавливается оклад в 2–2,5 тысячи рублей, а к нему – положенные 100% северной доплаты. Закон как бы соблюдён, прокуратура безмолвствует.
Нужно признать: запустение началось не вчера. История города тяжела, что говорить. Прошлое Беломорска печально, страшно даже. Он возник в 1938 году из нескольких трудовых лагерей, в которых обитали десятки тысяч заключённых, строителей Беломоро-Балтийского канала (ББК).
Уголовники, политические, кулаки, вынужденные переселенцы стали жителями будущего города. К ним подмешались коренные поморы, вольные рыбаки, всякого рода бегуны и романтики, да ВОХРы немерено, и получился сплав – ни в сказке сказать, ни пером описать.
Но тогдашняя власть, как её ни охаивай, ответственно относилась к своему предназначению, и потому Беломорск был заметной точкой на карте России. Он и рыбный порт «пяти морей», и узловая станция (когда гитлеровцы перерезали Кировскую железную дорогу на Мурманск, от Беломорска на Вологду срочным порядком была выложена Обозерская ветка, что спасло страну от блокады с Севера). Это и выход в Баренцево море, минуя прежний обходной Архангельский путь. Беломорск – это рыба (сёмга, навага, корюшка, камбала, палтус, белуга и прочие). Это строевой лес.
Это прародина русского раскольничества. Здесь, на Выгу, в 1695 году была основана соловецким монахом Данилой Викуловым поморская пустынь, превратившаяся скоро в культурную столицу старообрядчества. Знаменитый Данилов монастырь владел ценнейшей библиотекой, в которой было собрано практически всё письменное наследие Древней Руси. Здесь писали такие иконы, что заказы на них поступали даже от официальной Церкви. Красоту выговского богослужения мечтали узреть и услышать верующие всей России. Отсюда шло руководство беспоповскими старообрядческими общинами по территории страны, отчего те получили название «поморское согласие» (одно из наиболее умеренных направлений старообрядчества).
Беломорск – это место скальных рисунков (петроглифов), таинственных лабиринтов и сейд – памятников культуры древнего человека.
Это самый короткий в России путь на Шпицберген, Лондон и Щецин.
Наконец, это просто природа – необъятная, первозданная, могучая до того, что никакие человеческие усилия не в состоянии разметать выглаженные ветром скалы, осушить великие болота, спрятать острова, утихомирить порожистый Выг. Тысячи «диких» туристов стремятся сюда, чтобы всласть налюбоваться суровой красотой Русского Севера.
Я родилась, когда Беломорск всё больше предоставлялся самому себе. Канал действовал, но обмелел, и на Шпицберген по нему никто не добирался. Вроде жили люди. Лес заготовляли, рыбу солили, корабли в порту встречали. Но словно по инерции, без особого интереса. Долголетняя принудительная работа под дулом винтовки ещё никого не научила любви к труду, и эта нелюбовь очень здесь ощущалась. Практиковалось чудовищное повсеместное пьянство, апофеозом которого становился профессиональный День рыбака. С утра по городу устанавливались квасные бочки, в которых плескалось крепкое вино, именуемое у народа чачей. Литр – рубль, пей не хочу! К вечеру берега Выга усеивались бесчувственными телами. А ночи-то – белые. Подвозились новые бочки, и так – с неделю. Потом пьянство затекало в жилища-конуры и плескалось там, тихо или громко.