По разным подсчётам, государственная казна каждый забастовочный день теряет от 300 до 700 миллионов евро. Эти потери не могут не сказаться на уровне жизни. Потихоньку, вроде бы не слишком заметно, ползут вверх цены на хлеб и другие основные продукты питания, на транспорт, прежде всего городской, на коммунальные услуги. Жестокий режим экономии вынуждает резко сократить городское освещение (и это в Париже, который всегда ослепительно блистал в вечерние часы!), свести к минимуму отопление жилых помещений (такой, мягко говоря, холодрыги в квартире я не упомню). Бензоколонки, очереди к которым тянутся порой на сотни метров, отпускают до 20 литров «в одни руки». Но президент и парламентское большинство непреклонны: пенсионной реформе быть!
Семьдесят процентов населения, казалось бы, прежде всего страдающего от забастовочных «неудобств» (не подберу более корректного слова), по уверениям социологов, поддерживает забастовщиков. Так ли это? Честно говоря, не уверен, хотя и не ставлю под сомнение объективность социологических опросов. Никакого парадокса здесь нет. Вглядитесь в цифры: личный рейтинг Саркози упал до 29 процентов! Семьдесят процентов – это как раз те, кто, поддерживая вроде бы бастующих, выражает этим недовольство внутренней политикой президента. Именно внутренней, это надо подчеркнуть, ибо россияне куда больше осведомлены о его деятельности на международной арене, чем о проблемах, которые прежде всего волнуют любого француза. Много обязательств, которые Саркози взял на себя, будучи кандидатом в президенты, так и остались нереализованными. Не всегда по его вине. Но это уже отдельная тема.
Аркадий ВАКСБЕРГ, собкор «ЛГ», ПАРИЖ
Прокомментировать>>>
Общая оценка: Оценить: 0,0 Проголосовало: 0 чел. 12345
Комментарии:
Чувство рода
Новейшая история
Чувство рода
ПОЛИТГРАМОТА
Очерк приближения к России
Алексей ПОЛУБОТА
«На рассвете меня будили журавли». Так начинается один из моих любимых рассказов Евгения Носова. На рассвете этого дня меня тоже разбудили они. А может быть, грустно-скрипичные звуки издавала только одна птица. Едва любопытство победило сонную лень и я высунул голову из палатки, звуки прекратились. Спугнул, так и не увидев первый раз в жизни журавля вблизи.
Только и осталось слушать предосенний шёпот ветра да смотреть на тихие покачивания молодых ёлочек и берёз над высоким обрывом реки Пижмы.
Второй раз в это утро мы проснулись совсем от других звуков.
«Туристы тут… Гнать их надо! …С обрыва, вниз!».
Крики перемежались со злорадным блеянием овец и бодрыми помыкиваниями коров. Мы с товарищем ошалело вынырнули из своих спальников. Предупреждали ведь умные люди, что деревенские не любят городских, ищут любой повод придраться! Поэтому лучше не становиться на ночлег рядом с деревней. А мы вчера, похоже, облюбовали окраину поля, которое служит местом выпаса скота из соседней деревни Лесниково. Сейчас нас будут учить жизни. Главное – не показать страха…
Выскочив из палатки, вижу, как направляемое щёлканьем кнута и напористым матом пастуха стадо толпится на размытой дождями дороге, ведущей вниз к берегу извилистой Пижмы. Добродушная бабуля, за спиной которой переливается перламутрово-нежными красками рассвет, улыбается в нашу сторону: «Ну что, разбудили вас?! Ничего, снова заснёте. Работа у нас такая, ранняя».
Мы с Русланом смущённо посмеиваемся, глядя друг на друга. Перепугались, да ещё и о людях деревенских плохо подумали. А они вон какую тактичность проявили: увели стадо подальше от нашей палатки и машины.
Третий день путешествуем мы с кировским поэтом Русланом Кошкиным по Вятской земле.
Теперь наша цель – село на границе Кировской и Нижегородской областей. Оттуда мои предки по материнской линии. Там и по сию пору живут родные. Сказать по правде, мне несколько неудобно перед Русланом. Позвал его, почти как в сказке, «не знаю куда». Я был в этой, тогда вполне благополучной советской деревне совсем ещё ребёнком. А что там сейчас? Пьянство, воровство? Ведь как переламывались за последние десятилетия судьбы людей! А может быть, мы будем там нежеланными гостями? Как-то в Интернете наткнулся я на упоминание, что деревня эта – старообрядческая. Телефон родных, раздобытый окольными путями, не отвечает.
Дорога, то и дело рвущийся асфальтовый клубок, тем не менее всё влечёт и влечёт нас за собой.
Яранск
В Яранске, старинном купеческом городке, делаем остановку. Это уже почти родовые вотчины. До Вязовки чуть более 80 километров.
Здесь училась и вышла замуж моя бабушка, здесь в детстве жила мама.
Я брожу по тихим улочкам Яранска с особенным чувством. Я бы назвал его узнаванием. Да, узнаванием того, что не видел собственными глазами, но что живёт в тебе, когда-то увиденное глазами предков. Выщербленные временем, но всё ещё крепкие купеческие дома. На некоторых из них нет-нет да встретится вывеска словно бы из прошлой советской жизни. Глухие переулки с редкими прохожими. Увидев возле деревянного домика колоритного мальца в потёртом пальтишке, навожу на него свой фотоаппарат. Испуганный моим вниманием ребёнок вприпрыжку мчится во двор. «Санька, вот я тебя сейчас выпорю, зачем на улицу гулять пошёл!» – уже несётся навстречу ему голос матери. В единственной городской столовой, которая по вечерам превращается в бар, поминки. Старушка с каким-то картофельным лицом говорит речь и вдруг затягивает протяжную песню, какую пели, наверное, провожая усопших, и сто, и двести лет назад.
Бедность глядит здесь отовсюду. И всё же чувства безысходности, какое охватывает порой в провинциальных городах, я не испытываю. Может, от того, что нет его в глазах встречных людей. А может, ещё и от того, что не раз на пути нашей прогулки встречаются праздничные ухоженные церкви. Если жители небогатого городка нашли силы и средства спасти от запустения свои святыни, значит, есть надежда, что «не быть сему месту пусту».
Я вспоминаю свою набожную бабушку. Думаю, как обрадуется она, услышав, что город её юности украшают небесно-голубые Успенский и Троицкий храмы. Что просиял здесь в годы советской власти святой Матфей Яранский, поклониться которому едут со всей России.
А ещё, наверное, я расскажу ей, как возле самого древнего на Вятской земле каменного храма Благовещения, возведённого в 1652 году, мы случайно разговорились с невысоким смуглым рабочим. Как позже объяснил Руслан, марийцем по национальности. Рабочий что-то копал рядом с недостроенной деревянной звонницей. Не выпуская лопату из рук, он без малого полчаса рассказывал нам, как много городской красоты и святости было порушено в последнее столетие и как трудно, по крупицам восстанавливаются они сейчас.