Выбрать главу

Вот сегодняшний мой уют.

Я могу от осеннего свиста

Ненадолго укрыться тут.

Правда, свист этот непростой, он – напоминание, что ещё не раз придётся промокнуть и застыть на идеологическом холоду.

Боязнь промокнуть и застыть увела Наума Коржавина в Америку, на берег морского залива, но родина для него не то место, где «водичка», а то, где он родился и стал поэтом. И «Красное колесо» не может быть для него олицетворением родины. Как бы споря с Бродским, приветствовавшим распад империй, он публикует в 1991 году статью «К распаду империи отношусь как к распаду жизни». И в разных своих интервью повторяет, что и на сцене в «Линии жизни», – «Без России меня нет». В отличие от Бродского для Коржавина расставание с Россией – это не долгожданная удача, а страдание:

Помнить прежнюю боль,

Прежний стыд, и бессилье, и братство…

Мне расстаться с Тобой –

Как с собой, как с судьбою расстаться.

И не один раз настойчиво: «Как можно быть русским поэтом и не быть русским патриотом? Разве поэзия оторвана от сути страны и жизни?»

Бродский не вернулся в Россию, потому что он не для того её покидал, а Коржавин только потому, что уже не осталось здоровья начинать жизнь заново – «с ложки-плошки». Но после перестройки, хоть и считая, что она «открывает дорогу крайне отрицательным веяниям», Коржавин не раз приезжал. Бродский – ни одного разу.

Фильм «Вспоминая Виктора Бокова» в отличие от фильмов о Бродском и Коржавине приурочен не к юбилейной дате, а к печальной – исполнился год со дня смерти поэта. В фильме есть и стихи, читаемые самим Боковым, и кадры из его жизни, но всё же это как бы поминальный вечер, где звучат проникновенные слова, произнесённые Владимиром Дагуровым, Владимиром Костровым, Ларисой Васильевой… Никто из них не говорит о тяжком испытании, выпавшем на долю Виктора Бокова – не ссыльную, а истинно гулаговскую, – вот по кому безжалостно, с разудалым гиканьем прокатилось «Красное колесо». Да что об этом говорить! Лучше не скажешь, чем у самого поэта:

Утром хлеб выдавали бесплатно,

Я играл на горбушке и пел,

Шли по мне пеллагрозные пятна,

Весь я, словно змея, шелестел.

Но невозможно представить, чтобы даже после всего этого Виктор Боков уехал из своей страны.

Киньте, что ли, в меня презренье,

За терпенье ходить в рабах.

Я стою и целую землю,

И захлёбываюсь в слезах.

Есть два однотемных на первый взгляд стихотворения: у Коржавина и Бокова.

Но у Коржавина вопрос:

По какой ты скроена мерке?

Чем твой облик манит вдали?

Чем ты светишься вечно, церковь –

Покрова на реке Нерли?

У Бокова ответ:

Когда возводили собор Покрова на Нерли,

Всё самое лучшее в сердце своём берегли.

И каждый положенный камень был клятвой на верность,

Вот в чём красота и откуда её несравненность!

Это клятва на верность России, с которой поэт никогда не был разделим, ни физически, ни духовно, и никогда разделим не будет. Что же до модных ныне словопрений, будет ли жива Россия, то трагедия, пожалуй, может произойти только тогда, когда вместо боковского «Оренбургского платка» станут петь за российским застольем что-нибудь в разэдаком роде:

Нами правят теперь издалече,

Проморгали мы собственный бренд,

Ты накинь, май дир мазе, на плечи

Заграничный платок секонд-хенд.

Прокомментировать>>>

Общая оценка: Оценить: 5,0 Проголосовало: 1 чел. 12345

Комментарии:

Полюбить НТВ...

ТелевЕдение

Полюбить НТВ...

ТЕЛЕАТТРАКЦИОН

Олег ПУХНАВЦЕВ

Бессильная ненависть – отвратительное чувство. Смотришь в упор, вяло перекатываешь языком слюну, но как в дурацком сне – парализован. И чтобы примириться со злом, начинаешь вдумчиво его изучать, ищешь способ сосуществования. Находишь – нужно верить, что всякое явление, преодолев высшую фазу развития, превращается в собственную противоположность. Примеры: храп в экстремуме будит храпящего, «оранжевые» теряют власть, присвоив звание героя Бандере…

Когда концепция примирения со злом сформулирована, можно смотреть НТВ более-менее спокойно и даже расчётливо: хорошо бы какой-то новый проект переплюнул «Чету Пиночетов» или «Суку-любовь».

Попытка перекодировки

«Бриллиантовая рука – 2» адресована юному зрителю. Алексей Кудашов популяризирует антисоветские идеи на примере безобидной советской комедии. Задача практически неразрешимая, поэтому без манипуляций не обойтись. Журналист тщетно пытается шутить, всё время движется, отвлекая внимание, тараторит. Выводить его на чистую воду – занятие неблагодарное. Всё равно что разоблачать провинциального фокусника на концерте в санатории, кричать из заднего ряда, что знаешь, откуда взялся кролик… Ладно, может, и смешно это выглядит, но всё-таки хочется спросить хотя бы о самом начале «фильма»: с какой это стати Михаил Светлов – «опальный поэт»? При чём здесь его «пятый пункт»? Жил себе не тужил благополучный советский литератор в Камергерском переулке… Однако то, что Гайдай назвал теплоход в честь Светлова, Кудашов почему-то считает «большой фигой в кармане» и тут же по-парфёновски актуализирует: «Это всё равно, что назвать сейчас теплоход «Эдуард Лимонов»…

Кудашовская манера повествования заставляет опровергать не только законченные предложения, но и каждое слово в отдельности, все буквы и даже знаки препинания. Но делать этого, конечно, никто не станет – кому охота разделять на волокна тухлое мясо. И в этом сила «Бриллиантовой руки – 2», залог её неуязвимости. Жанровая непритязательность, нагромождение постмодернистских приёмов, случайный выбор персонажей делают бесперспективной идею какой-либо критики. Так только, побрюзжишь, что потомку древнего рода Михалковых – Артёму – достался сомнительный текст: «В самой читающей стране мира даже проститутки цитируют классику. Лев Николаевич Толстой, «Воскресенье». «Невиноватая я», – истошно кричит в суде отравившая купца Катюша Маслова»…

Внутри «фильма» рядом с Пенкиным, Гошей Куценко, Светличной, Светлаковым и всеми-всеми остальными неожиданно появляется главный идеолог НТВ, верный парфёновец, директор «праймового вещания» Николай Картозия, который честно объясняет, зачем подарили жизнь проекту «Русский Голливуд»: «Эти фильмы – часть культурного кода российского, советского человека…». Монтажная склейка, мысль обрывается, но ясно и так: речь идёт о перекодировке общественного сознания. Обещают взяться за «Белое солнце пустыни» и «Место встречи изменить нельзя».