– Лариса Николаевна, вы, наверное, заметили, что с некоторых пор стало популярным отмечать не только круглые даты. Вот и вы празднуете, если так можно выразиться, «полукруглый» юбилей. Почему так происходит, вы не задумывались?
– Эта тенденция укрепилась в начале нового века. У меня есть объяснение. Кончается эпоха. В ней отзвуки прошлого и признаки будущего. У Ахматовой есть строки:
Как в прошедшем грядущее зреет,
Так в грядущем прошлое тлеет.
Очень много народу ушло Туда, в том числе в литературном мире. Ушли гиганты-старики, среднее поколение, уходят мои сверстники. Стараемся задержать имена, заново утвердить прошлое. Свой час пик не за горами. Это вызывает стремление к юбилействованию. Раньше я думала – никаких средних дат. Вот ещё – через каждые пять лет буду напоминать о своём возрасте! Теперь приходит мысль – а если это последний юбилей? Причём я думаю и говорю так без сожаления, без грусти, без страха. Смерть естественна, как жизнь. Вступая в «полукруглое» существование, оглядываюсь назад и вижу – в этой «пятилетке» уложилась схема всей жизни.
– И что же, если говорить конкретно, в ней уложилось?
– Прежде всего вновь много, как раньше, писала стихи. Испытывала сильные чувства, возвращавшие меня в молодость. Три дня была платонически влюблена в актёра, певца, своего сверстника. Как в восемнадцать лет. Написала ему стихи. Легко писались. Любовь была идеальная. Бесконечно благодарна её предмету – он ни о чём не подозревает. Ещё в восьмидесятых, когда «сдавило горло», вспомнилось пушкинское «Лета шалунью рифму гонят». Теперь опять явилась шалунья рифма. Другие стихи связаны и с историей, и с сегодняшним днём. Когда задумалась над тем, что в юбилейном году нужно издать «Избранное», решила: у первого тома будет «редкое» название. Так, по-моему, не называлась ни одна книга: «Любовь». Производных было бесчисленное множество. Поискала – нигде не нашла книги с таким названием. В ней – три раздела. Первый «Лирика» – стихи, написанные в разные годы. Выбор всегда сложен, но я умею и люблю составлять книги. Вторая часть – «Своевольные строфы». Этот жанр родился у меня давно. Критики считали его странным. Цензура ставила вопросы «Что это?». Не очень-то могла объяснить. В стихах оживали яблони, вишни, являлся образ ветра как живого существа, Луна и Поэт страстно любили друг друга, оживала история про старушку в сторожке. Она показывала мои цвета жизни:
Вишь, лепесточек цвета неба,
К нему душа твоя лежит,
А стебелёчек цвета хлеба,
О нём душа твоя болит.
Это и сказка, и быль, и сон, и явь. Просыпаюсь, а в моей руке – синий цветок. Книга «Любовь» заканчивается «Сказками о любви». Романом, состоящим из тринадцати новелл.
– Выходит, книга будет действовать по принципу сообщающихся сосудов, в одном из которых проза, а в другом – поэзия…
– Уверена, понятие «проза поэта» существует равновелико с понятием «поэзия прозаика». Глядя на творчество молодых поэтов, приходивших ко мне в Литинституте, когда я вела там семинар, я с самого начала видела, из кого может вырасти прозаик. По моим стихам, когда пришла в литературу, некоторые поэты, например, Виктор Фёдорович Боков, тоже видели, что я буду писать прозу. Проза и поэзия дополняют друг друга. То, чего не скажешь в прозе, афористично выражается четырьмя строками. Можно написать огромный том, а можно сказать, как Ахматова:
Течёт река неспешно по долине,
Многооконный на пригорке дом.
А мы живём как при Екатерине: