Калитка рощинской дачи на улице Тренёва была гостеприимно открыта. Вечер выдался тёплый, и хозяин в своём неизменном кресле встречал меня на крыльце. На лице Михаила Михайловича лежала тень недавно пережитого горя. Всего три месяца назад он похоронил жену Татьяну, которая была для него настоящим ангелом-хранителем долгие двадцать лет. Но, несмотря на скорбь от свежей потери, драматург был оживлён и, видимо, рад предстоящему общению. Мы прошли в дом, где на столе нас дожидались сыр, фрукты, свежая выпечка и вино. Зина, помогающая писателю по хозяйству, поставила в вазу принесённые мною цветы, и наша беседа началась.
«ИНЫХ УЖ НЕТ, А ТЕ ДАЛЕЧЕ…»
– Переделкино, конечно, место особенное и неповторимое. Я любил его со студенческой скамьи. Мы, молодые писатели, охотно приезжали сюда. Сам переделкинский воздух способствует литературному труду и творческому общению. Напротив меня жили легендарный Валентин Катаев, Павел Нилин, замечательный наш прозаик. Здесь любила по нескольку месяцев оставаться Анастасия Ивановна Цветаева. Поэт Егор Исаев, труженик и почвенник, занимался здесь выращиванием кур. По лестнице Дома творчества вам навстречу спускался поэт Николай Доризо (и его, увы, уже нет. – Е.П.), а рядом со столиком дежурной можно было увидеть Арсения Тарковского. Но время ушло, сменилась эпоха. Старики вымерли, и сегодня у меня нет собеседника, с которым можно поговорить по душам…
«ОБРАТНО КРУТИ КИНОЛЕНТУ…»
Стараясь отвлечь Михаила Михайловича от мрачных мыслей, я прошу Рощина рассказать о детстве и родительской семье.
– Моя мама работала на заводе обмотчицей моторов. Отец служил в органах НКВД, правда, позднее трудился на хозяйственных должностях. Когда маминой передовой бригаде Калинин вручал орден Ленина за выдающиеся производственные достижения, отец был в охране всероссийского старосты. Одна из работниц сразу привлекла его внимание, он подошёл к ней после награждения и отправился её провожать. Такова история знакомства моих родителей. Надо сказать, вполне в духе времени. Позже в их семье родились трое детей, из которых я был самым старшим. В силу специфики отцовской работы мы довольно часто меняли место жительства. Возможно, поэтому каждый раз откладывалось «на потом» моё обучение музыке. Между тем у меня были слух и отличная музыкальная память. Впервые услышав классическую оперу, я повторил её от первого звука до последнего, отвечая на вопрос соседки о своих впечатлениях от спектакля. Возможно, моя судьба сложилась бы совсем иначе, если бы я получил соответствующее образование. Вообще большинство своих способностей я унаследовал от мамы. Она любила петь песни и знала их во множестве, у неё была богатая речь и хорошая память.
«ЯВЛЯТЬСЯ МУЗА СТАЛА МНЕ…»
По словам Рощина, он, как и большинство творческих людей, в детстве пытался сочинять стихи. Однако довольно скоро понял, что «шалунья-рифма» – не основная его спутница. Тогда он обратился к дневникам, в которых присутствовали и фрагменты художественной прозы. Именно они в дальнейшем положили начало его рассказам.
– Михаил Михайлович, но ведь в своих пьесах и прозе вы всё равно остаётесь поэтом по духу.
– Возможно (тут Рощин загадочно улыбнулся. – Е.П.). По-моему, вся мировая культура занята тем, чтобы превращать не-поэтов в поэтов.
– А когда вы впервые стали писать для театра?
– Первую пьесу я сочинил в двадцать лет, так сказать, «для внутреннего употребления». Она была построена на конфликте между двумя друзьями: циником и прагматиком – с одной стороны, лириком и шалопаем – с другой. Прототипом второго героя, как нетрудно догадаться, послужил я сам. В ней, разумеется, чувствовалось влияние Виктора Розова и Александра Володина. А самая известная из моих пьес, «Валентин и Валентина», пятая по счёту.
Из всех высказываний Рощина о собственной литературной деятельности в ходе нашей беседы мне больше всего запомнились два основных постулата: «Я старался писать правдиво» и «Я учился писать всю жизнь».
УЧЕНИК ФРЕЗЕРОВЩИКА
Чем дольше продолжается наша беседа, тем сильнее становится моя уверенность: Рощин менее всего похож на баловня судьбы и фаворита фортуны. Скорее – на стойкого оловянного солдатика, готового противостоять всем её превратностям и подчас жестоким капризам. А их на его пути было предостаточно.
– Мне было пятнадцать, когда я потерял отца. Он умер от рака в сорок два года. Тогда-то и решил пойти работать – ведь я остался за кормильца и главу семьи. Хотя мама сильно противилась этому. Она всегда верила в меня. Я мог разбудить её ночью и прочитать только что написанные строки. Она неизменно была готова внимательно выслушать и поддержать. Мама очень хотела, чтобы её первенец продолжал учёбу. Но я упрямо стоял на своём и стал учеником фрезеровщика, потом самостоятельно работал на фрезерном станке. Кстати, один из первых моих рассказов был именно о заводе. Но продолжать образование я тоже был намерен и поступил на заочное отделение педагогического института.