В библиотеке представлены труды авторов, которые с реалистических позиций пытались разобраться в истоках рождения и развития отечественной цивилизации, показать объективные её отличия от западноевропейской. Стремились выявить факторы, которые влияли на то, что в нашей стране особой была роль государства, ответить на вопрос, чем была обусловлена приверженность коллективным формам организации труда, почему у нас вводилось крепостное право тогда, когда в Европе оно себя изживало. Наконец, почему в России не получили особого развития демократические формы организации жизни. Всё это есть в трудах мыслителей прошлого. И оттуда надо тащить ниточки к пониманию процессов современного общественного устройства. И на этом выстраивать перспективы его трансформации. А пока будем брать готовые модели – то ли западную, то ли китайскую, – ничего толкового не получится.
– А советский опыт? По нему в различных слоях общества ностальгия, хотя ведь очевидно, что советский период, когда достижения во многом базировались на эксплуатации народной мечты о равенстве и справедливости, на героизме и таланте людей, – это катастрофа для общественной мысли.
– После событий 1917 года общественная мысль, а это некое интеллектуальное явление, связанное с описанием, анализом, выявлением закономерностей, определением перспектив жизни общества, перестала существовать как наука. Обществоведение, которое сформировалось к концу XIX – началу XX веков, превратилось в обществознание. Почему? Да всё просто. В течение более чем шести десятилетий один-единственный институт обладал правом трактовки концептуальных проблем. Этот «институт» звался на разных этапах ЦК РКП(б), ЦК ВКП(б), ЦК КПСС. Он опирался на крайне узкий круг исследователей, которые работали в научно-исследовательских учреждениях партийного профиля (Академия общественных наук, Институт марксизма-ленинизма при ЦК КПСС, Высшие партийные школы), или – опять-таки – узкий круг учёных из ведущих академических институтов, также находившихся под партийным контролем. В связи с этим и там, и там всё было ясно и понятно.
Что касается остальных обществоведов, то они вынуждены были выполнять, по сути, не научную, не познавательную, а агитационно-пропагандистскую, идеологическую функцию. Или, говоря словами Энгельса, играли роль «попов марксистского прихода». Это было неслучайно. В одном документе в центральном партийном архиве наткнулся на мысль, связанную с представлением Сталина о том, что такое марксизм. Как-то в узком кругу он сказал, что вот вы там какие-то определения даёте, надо проще: марксизм – это религия класса, символ его веры. На такой основе в конечном итоге ничего путного построить невозможно.
Хотя и тогда случались попытки выйти за тесные рамки. Например, в архиве натолкнулся на интересные материалы. Был такой инженер Николай Сазонов, работал в угольной промышленности. В 1943 (!) году он представил в Институт экономики диссертацию на соискание учёной степени доктора экономических наук, в которой подвергал жесточайшей критике экономическую политику Советского Союза 30-х годов, ратовал за внедрение рыночной экономики, передачу после войны до 80 процентов наших мощностей в концессию ведущим западным державам.
Если говорить в целом, то ни Маркс, ни Энгельс никогда не занимались Россией. По их лекалам не стоит кроить программы преобразования. Кстати, Маркс и Энгельс никогда и не говорили, что надо взять некую идеальную схему и внедрить её в жизнь. Они говорили, что социализм станет результатом длительного эволюционного процесса развития производительных сил, производственных отношений на базе новейших достижений науки и техники. Это естественный процесс, а не революционный взрыв. В их трудах нет призыва к революции. По большому счёту нельзя отрицать самоценность марксизма. Но очевидно, что необходимо прийти к выводу об исчерпанности теоретической, методологической альтернативы «капитализм–социализм», «демократия–тоталитаризм», «либерализм–авторитаризм», поскольку это – идеологические рудименты ещё не закончившейся холодной войны. Мы обязаны выходить на принципиально новую орбиту исследовательской мысли.